Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
Обрадованная знанием, что дети у воды, Кимала торопливо взобралась по тропе и столь же шустро припустила по косогору, намереваясь отправить брата с сестрой за двумя ведрами, сиротливо поджидающими у порога жилища. Вышла она у деревянного мостка, еще по весне укрепленного Рианом, и увидела сына, тянущего руки в призрачной фигуре.
Водной девой ее названная дочь стояла на древесном помосте. С поднятых над головой рук срывались искрящиеся на солнце капли. Чернота волос окрасилась зеленью морских глубин. Кимала тогда потеряла дар речи, а обмануться было проще, чем поверить. Моргнув, бывшая Хранящая чистоту отвела взгляд, отчего-то припомнив, каково это смотреть на разгневанных
Ни она, ни брат с сестрой не заводили разговора о виденном Кималой у реки. И те, и другая предпочли сделать вид, что ничего необычного не случилось, и еще некоторое время их маленькая семья продолжала существовать в прежнем круговороте. Три зимы миновало прежде, чем сущность близнецов окончательно открылась Кимале. Открылась сполна, внезапно и широко, разбив упования материнского сердца и опустошив любящую душу.
Глава 23
Она в очередной раз забралась в тупик. Тагьери исчезла за вязкой преградой, через которую Литаурэль прорваться не смогла. Она изо всех сил вдавливала ладони в топкий камень, била, пинала, в бессилии топала ногами, но все же осталась стоять на месте. Хотелось кричать, но голоса не было, только невнятные хрипы рвались из горла.
Лита не знала, насколько давно она бродит по этому странному месту. Не знала, где оно находится и что представляет собой. Девушка не замечала ничего, кроме светящегося силуэта саблезубой кошки, которая непрестанно ускользала от нее. Дразнясь, показывалась, что вновь растворится в темноте.
Преследование духа, желание нагнать его, стали смыслом ее существования. Только одно слово пульсировало в крови, билось наравне с сердцем, руководило каждым движением. Вернуть! Все сделать, но обязательно вернуть обратно! Ничто иное значения не имело. Все остальное оказалось смыто волной единственного желания - слиться с тагьери. Вновь почувствовать ее присутствие, вновь разделись радость единства.
С каждой новой потерей, всякий раз когда дух исчезал за какой-нибудь преградой в Истинной что-то преломлялось, и какая-то часть ее оставалась умирать у непреодолимой препоны, ознаменовывая собой скорый конец борьбы. Девушка чувствовала, что чем дальше, тем сильнее она слабеет, тем больше становится расстояние между ней и саблезубой кошкой, и тем слабее светится дух в темноте, будто в свою очередь также теряет силы.
Иногда, в те моменты, когда тагьери пропадала из поля зрения, и Лите хотелось рассыпаться на части от отчаяния, ей слышались голоса. Они манили, обещали утешение, звали присоединиться к ним и практически убеждали. Почти, но все же не до конца. Стремление объять духа неизменно превалировало и гнало Литаурэль в противоположную сторону. Оно довлело над ней, в ней, стало смыслом каждого вздоха, каждого удара сердца. Стало ее всем!
Вытащив пальцы из вязкой преграды, Истинная привалились к ней спиной и в бессилии сползла на пол. Очередной осколок ее души с противным хрустом отделился и забился в конвульсиях у ног. Сквозь резь в глазах Лита наблюдала за этой агонией. Она не могла помочь ему. Не знала как! Не представляла, каким образом можно сохранить саму себя!
Ощущая себя совершенно опустошенной, Литаурэль смежила веки, впервые задумавшись над тем, чтобы отступить. Остаться здесь, сидеть и ждать, когда придет конец ее мучениям. Когда еще оставшаяся, мизерная часть ее существа почит в безвестности и обретет желанный покой. Очень хотелось мира, который казался недосягаемым.
Она сидела, прижав колени к груди и судорожно дыша, пока сквозь звук ее надрывного дыхания не стали прорываться зовущие голоса. Сперва они были слабыми, далекими, и Рожденная с духом не обращала на них внимания, продолжая тонуть в водах собственного отчаяния. Затем голоса стали громче, настойчивее, и девушка уже не смогла отмахнуться от них, как раньше. Она не узнавала слов, не понимала их значения, но зато ощущала, как общий смысл оплетает ее, проникает под кожу, приносит с собой долгожданное успокоение.
Не имея сил противиться, Лита потянулась ему навстречу. Потянулась всем, что было в ней - душой, сердцем, остатками разума. Она вверила ему свои надежды, мечты, поделилась болью и страхами, перепоручила свою самую ужасающую боязнь - никогда не найти тагьери.
И голоса откликнулись. Они зашебуршились рядом. Всколыхнулись под кожей, усмиряя в ней волны паники. Девушка, наконец, задышала размеренно, биение сердца обрело стабильность, пульсация крови в висках прекратилась, а чья-то воля, тисками сжимающая ее горло, отступила. Ощущая, что искра присутствия духа разгорается в ней все ярче, Литаурэль сделала глубокий вдох и открыла глаза.
Первым, что увидела девушка, было ночное небо. Невыносимо прекрасное ночное небо, подмигивающее ей россыпью сияющих звезд. Небо, в котором хотелось раствориться. Сама не понимая для чего, Лита потянулась к нему, будто намеревалась коснуться манящих глубин, и лишь когда руки Истинной взметнулись вверх, тресаирка осознала, что рядом с ней танцует пламя и звучит мелодичная песнь. Литаурэль попыталась приподняться, но была остановлена чьей-то твердой рукой.
– Тише, милая. Ты слишком слаба, - раздалось над головой девушки, и теплая ладонь легла на ее лоб, отчего Лита непроизвольно вздрогнула и покрылась мурашками.
– Не бойся, мы тебя не обидим, - поспешно успокоил ее тот же женский голос.
– Теперь ты быстро поправишься. Великие Девы благоволят к тебе.
Пока Литаурэль впитывала в себя обнадеживающие интонации, звучащие в мягком гласе говорящей, в голове девушки роилась уйма вопросов, но озвучить хотя бы один из них она так и не смогла. Сведенное горло отказывалось повиноваться и рождать звуки.
– А сейчас поспи, - посоветовала тресаирке женщина, и на лицо Истинной легла прохладная влажная ткань. Ноздри защекотало каким-то дурманящим ароматом, и Литаурэль, не успев испугаться, стала проваливаться в объятья благословенного сна.
– Так лучше, - донеслось до нее откуда-то издалека, когда веки девушки дрогнули последний раз, и закрылись. Того, как смоченную настоем ткань убрали с ее кожи, Лита уже не почувствовала.
Что-то разбудило его. Обычно пьянящее зелье Ираинты удерживало Перворожденного за гранью реальности до рассвета. Сейчас же, судя по полумраку, царящему в комнате, и громкому сопению ротулы, доносящемуся со стороны камина, ночь была в самом разгаре. Удивленный этим обстоятельством Антаргин даже забыл, что намеревался серьезно отчитать Ираи, если еще раз застанет женщину спящей в кресле.
Пока мужчина размышлял над причиной собственного раннего пробуждения, его окутало требовательной волной зова Нерожденной. Мало того, что он вмиг разрешил стоящую перед Антаргином дилемму, так еще и накрыл тяжестью нехорошего предчувствия. Было что-то необычное в этом призыве. Нечто близкое к панике сквозило в нем, а подобное состояние характерным для Рианы назвать было нельзя.