Война 2017. Мы не Рабы!
Шрифт:
— Гараж есть, чтобы машину загнать?
— Есть. Он пустой, я там дрова храню, загоняйте.
Миненко вышел и загнал автомобиль.
— Если не ошибаюсь, то старший прапорщик Захаров? — обратился он к хозяину дома.
— Так точно, товарищ полковник!
— А вот что конкретно с вами было, я уже толком-то и не помню. Что-то с Туркменией?
— Точно так. Я служил в Туркмении, в нашей, Российской части ПВО. А потом мой дом приглянулся кому-то из местных баев. На меня возбудили уголовное дело за подготовку покушения на их президента. Я ходу оттуда. Вот добрался сюда. Брать не хотели, мол, в розыске. И вы были против. Спасибо Николаю Владимировичу, заступился за меня, под свою личную ответственность приняли на службу. Отслужил свое, на пенсию пошел, из общежития казенного меня попросили съехать, я снова к Николаю Владимировичу. Он и определил меня сюда. — Захаров обвел руками дом.
— А супруга где?
— Так у меня второй внук родился, вот она и уехала в Москву, помогать по первости, будет только месяца через два, не раньше.
— Антон Петрович! — обратился я к Захарову — Не суетитесь.
— Ничего, ничего. — Петрович быстро накрывал на стол, вытаскивая из холодильника не хитрую снедь. Потом нырнул в подпол и вытащил слегка запыленную бутылку.
— Самогон что ли? — с отвращением в голосе спросил Миненко.
— Медовуха! Сам делал. У меня пасека в лесу. А эта выстаивалась год. Предупреждаю — пьется как сок березовый, а вот по ногам бьет!
— Знаешь, что Петрович, ты бы пока убрал. Вечером посидим за стаканом, старое вспомним. А сейчас надо о деле поговорить.
— А, хорошо, хорошо! — он засобирался уходить.
— Посиди. Ты — человек был надежный, проверенный жизнью и службой, что мыслишь сейчас делать-то?
— Делать? Давить тех, кто на нашу землю с оружием пришел и их пособников. Просто давить на танке, чтобы патронов не тратить на них! И их пособников. Вон, в деревне развелось.
— Много их в деревне?
— Да, человек с десяток найдется. Кричат, что они демократы. И Скоро России конец, и они будут областью править. В жизни были первыми голодранцами и горлопанами. В армии не служили ни дня, теперь американский камуфляж нацепили, винтовки взяли в руки, ходят, мол, они отряд самообороны! Сами как нажрутся, так девок щупают. Им парни местные морды-то разбили, винтовки поотбирали, да, к нашему участковому Митричу отвели. Мол, ты власть — ты и разбирайся. Митрич их и запер в колхозный холодный склад. В город позвонил, чтобы они конвой оттуда прислали. А тут начальство понаехало, да, военная полиция приехала американская. Митрич не хотел дураков отдавать американцам. Но ему начальники сказали, чтобы он Христа ради, не связывался с идиотами. Он отпустил их. Американцы еще хотели, что бы им выдали и тех, кто морды набил и разоружил этих пионеров. На что милиция им сказала, мол, забирайте своих Аника-воинов и езжайте.
— И что?
— Вернулись они дня через три. Вроде присмирели. Но как нажрутся, так салют из винтовок устраивают. Каждое утро поднимают американский флаг и наш, а на ночь спускают. Магнитофон врубают на полную катушку. Сначала американский гимн играют, а потом наш. И подпевают. Американскому гимну — по-английски, а нашему — по-русски. И руку у сердца держат на зарубежный манер. Поначалу вся деревня сбегалась смотреть на этот ритуал. Без слез и смеха смотреть нельзя. А сейчас, ничего, пообвыкли. Опасаются их и презирают. Как они в кафешку заходят. Так все встают, расплачиваются и выходят, а хозяин говорит, мол, заведение закрыто по техническим причинам. Им в магазине ничего не отпускают. Как только они заходят, так все выходят и магазин закрывают. И в глаза говорят, что фашистам ничего продавать не будут. Они поначалу ерепенились, мол, не имеете права, у нас свободная страна.
— А им что в ответ? — история меня изрядно позабавила.
— И отвечают в тон. Каков вопрос — таков и ответ. У нас свободная страна. Кому хочу — тому и продаю, а предателям не продаем. Вот они в город и ездят за харчами или родителей просят, чтобы те купили. А родителям — позор. Старики у всех уже. У одного отец в Афганистане воевал. Когда только заходили. Отец-то у него и помер. А перед смертью проклял своего сына. Тот и вообще опустился. Каждый день ходит к отцу на могилу и пьет горькую. Один. Что-то кричит над могилой, руками машет, сидит, плачет. Потом к матери идет. Все-таки кровь одна, она и принимает его. А! — Петрович махнул рукой — бестолковый он. Дурак одним словом. Тут они говорят, скоро поедут охранять дорогу. Колонна пойдет с фашистами на Солнечнегорск. По мне они как полицаи, что были во время Великой Отечественной Войны. Те, небось, тоже орали, что они строят новый порядок. Один черт потом либо с немцами драпанули, или к стенке поставили.
— А можешь поподробнее узнать про колонну?
— Узнаю. — Петрович был спокоен — Вы на эту колонну наметили? Меня с собой возьмете?
— Нет, старший прапорщик Захаров, не возьмем. Ты нам здесь нужен. Дом сторожить, людям помогать. Раненные будут.
— Понимаю. — Захаров тяжело, разочарованно вздохнул — В обоз, значит, меня. Там, внизу десять человек вольготно, двадцать — почти в обнимку поместятся. А больше вряд ли.
— Ты в лесу давно был?
— Сегодня с утора. На пчел своих посмотрел. А, что?
— Полянка — то цела?
— А что за полянка такая? — Миненко.
— На пригорке она, вроде как лесу, но оттуда все видно, а сверху и с боков не видать. Там ели уж больно разлапистые. Там наблюдатели раньше стояли, когда раньше здесь район привязки был, то отслеживали визуально какой полк вышел. И по телефонной связи докладывали. Радиомолчание сохраняли. Розеточка-то на месте, только вот, работает связь — не знаю, так, я так думаю, что и ни к чему вам связь эта. В розыске же.
— Правильно. Связь мне с дивизией сейчас ни к чему. Может, позже, но не сейчас.
Затем мы осмотрели бункер, что под домом. Надо отдать должное, но Захаров сумел сохранить все в исправном состоянии. Сухо, чисто подметено, аппаратура закрыта защитными панелями и укрыта чехлами.
Я похлопал по кожуху передатчика.
— Давно проверял? Работает?
— В прошлом месяце. Приемник включал. Передатчик не включал, энергии много жрет, да, и не дай Бог засекут. Радиоконтроль, что у наших есть, что у фашистов. Генератор работает. Только соляры мало, да, и освежить ее надо.
— Если надо — то освежим. Вентиляция, вода как?
— Нормально и вентиляция работает, и вода нормальная. Проверял я все.
— Спасибо, Петрович, что сберег, да, и нас принял.
— Понимаю, народ измельчал, думает, как пристроиться, как кусок послаще, да пожирнее урвать, а не понимает одного, что если России придет каюк, то и от них мокрого места не останется, дальше своего носа не видят. Да, все это для войны готовили. А вот она война и пришла. Только без бомб и ракет, а вот так, тихо, и вроде все по закону. Мол, не дергайтесь, граждане, мы вас оккупировали ради вашего большого счастья. А те, кто не доволен этим счастьем — добро пожаловать к стенке. Я давно думал какую пакость нашим полицаям устроить, может, по тихому вилами пропороть. Так руки чешутся. А тут вы сами пришли. Услышал Бог мои молитвы. Сам каждый вечер молюсь, за Россию, да, чтобы меня вразумил как стране помочь. Да не помереть вот так… Под фашистами… А чтобы… — он задумался. Чтобы в бою.