Война Братьев
Шрифт:
– Не думал я, что доживу до дня, когда великая и могучая Ашнод, Ашнод Бессердечная, станет площадным шарлатаном и попытается вновь завоевать мою милость фокусами для дураков.
Ашнод почувствовала, что краснеет. Она не ожидала оскорблений, как не ожидала и такого приема. Не ожидала.
– Могу я продемонстрировать… – снова начала она. И Мишра снова оборвал ее:
– Оставь свои демонстрации для глупцов, Ашнод. Я знаю все твои уловки. Признаюсь, я по ним соскучился. Но пока ты… отсутствовала, я изменился. Не знаю, как ты, а вот я изменился. – Он смерил ее долгим, пристальным взглядом, и Ашнод удивилась – впервые за много лет она не понимала, что у него на уме.
Наконец Мишра сказал:
– Добро пожаловать домой, Ашнод. Вступай в мои войска, делай что хочешь. Я отменяю указ об изгнании. Но знай – за каждым твоим шагом будут следить. – Мишра едва заметно кивнул одному из монахов. – Если мои слуги заметят малейший намек на предательство, я своими руками сделаю из тебя мутанта. Понятно ли я выражаюсь?
– Понятно, еще как понятно, – ответила Ашнод, нахмурив брови. – Но нельзя ли нам переговорить в менее формальной обстановке?
– Ты будешь появляться здесь только по моему зову, – сказал Мишра. – И никак иначе. Ты очень необычный человек, Ашнод, и я совершенно уверен: если ты снова займешься настоящей работой – машинами, твой талант расцветет вновь. Можешь идти.
Ашнод не двигалась, и через миг Мишра повторил:
– Ты можешь идти.
Таким голосом могла бы говорить гранитная глыба. Ашнод поклонилась и покинула тронный зал. Хаджар вышел за ней.
– Да, дело плохо, – сказала она и повернулась к Хаджару. – Похоже, пока я странствовала в чужих краях, империя подрастеряла былой блеск.
– Есть люди, которые с этим согласятся, – бесстрастно ответил Хаджар.
Ашнод хотела расспросить его подробнее, узнать, насколько сильно теперь влияние джиксийцев, кто на самом деле управляет империей за спиной Мишры, но услышала, как сзади открылась дверь. Появился монах с металлической пластиной вместо глаз. Он отвесил Ашнод небрежный поклон.
– Ваша чаша вызывает наш живейший интерес, – провозгласил джиксиец.
– Этот дурацкий магический предмет? – спросила Ашнод, недоверчиво подняв бровь. – Магический предмет, который, как только что сказал мне ваш повелитель, годится лишь на то, чтобы обманывать доверчивых?
Монах отвесил еще один поклон, и Ашнод готова была поклясться, что услышала, как внутри его тела что-то щелкнуло и зажужжала.
– Наше братство открыто всем новым идеям, и если эти идеи оказываются интересными, мы представляем их – в должном свете – его августейшему и проницательнейшему величеству. Итак, прошу вас. – Монах протянул руку за чашей.
– Обойдешься, – ответила Ашнод.
Монах недоуменно уставился на нее – если только с помощью металлической пластины вообще можно на кого-то уставиться.
– Нам приказано следить за вами, бывшая подмастерье. Ухо Мишры всегда слышит наш голос, и при его дворе для вас нет более верных союзников, чем мы. – Он улыбнулся – вместо каждого второго зуба – пустота. – Боюсь, и врагов опаснее нас тоже не найдется. Итак, прошу вас. – Монах снова протянул руку за чашей.
Ашнод взглянула на Хаджара и произнесла:
– Что это, новая имперская мода – держать при дворе всякую мразь?
Хаджар ничего не сказал. Он уставился в пол, но его вид – как, впрочем, и молчание – говорил о многом.
– Понимаю, – сказала Ашнод и вручила ящик монаху.
– Прошу принять сей дар в знак моего уважения к вашему святейшему братству, – процедила женщина. – Надеюсь, что в тот момент, когда вы прикоснетесь к чаше, рядом с вами окажется кто-нибудь, кто сможет оказать вам помощь.
Монах принял ящик и одарил Ашнод еще одной щербатой улыбкой.
– Мы не сомневались, что мудрость возобладает, – сказал он и исчез за дверью тронного зала.
Хаджар по-прежнему молчал. Он проводил Ашнод в палаточный городок, где жили придворные. Ей полагалась отдельная палатка, и, в соответствии с приказом кадира, она получала право доступа в любые помещения и полную свободу действий. Если ей что-то будет нужно, пусть обращается к нему, сказал фалладжи и отправился по своим делам.
Ашнод присела на койку и грустно покачала головой. Она рассчитывала вернуться с триумфом. Что же, она вернулась, но триумфа нет и в помине. Хаджар оказался прав – Мишра во многом изменился, но во многом остался прежним.
Она думала, стоит ли ей оставаться здесь, но решила, что имеет смысл прозондировать кое-где почву. А потом она поймет, надо ли отсюда исчезать, и если да, то в каком направлении.
Она водрузила на койку мешок, развязала его и достала с самого дна голготский силекс, завернутый в ткань и невредимый. В словах Мишры была доля правды – за годы ее… отсутствия Ашнод в самом деле стала медных дел мастером. И много кем еще. И ее врожденная подозрительность никуда не делась, поэтому-то она и принесла в тронный зал копию собственного изготовления. Так что монахи из Братства Джикса в это мгновение трудились над силексом работы Ашнод.
Оригинал же остался у хозяйки, которая провела пальцем по краю старинной, украшенной рунами чаши, и перед глазами женщины повисла едва заметная дымка.
Глава 32: На пути к концу света
Харбин и его люди, измученные, но целые и невредимые, добрались наконец до границы владений королевы Титании. Королева сдержала слово. Харбин чувствовал, что за каждым их шагом неусыпно следили эльфы, но за время пути не произошло ни одного инцидента с местными. Казалось, даже животные сторонились людей, преодолевавших – миля за милей – бесконечные мрачные джунгли, укрытые зеленым пологом листвы.
Границу владений королевы было трудно не заметить. Лес обрывался резко и неожиданно. На одной стороне границы располагался пышный, зеленый влажный мир Титании. На другой стороне расстилалась земля, принадлежащая отцу Харбина и аргивянам.
На ней не было ни единого деревца – каждое было аккуратно спилено и увезено. На месте леса стройными рядами стояли гладкие пни, вокруг которых не было ни листочка, ни веточки, – аргивяне подмели все. Кладбище, да и только. Вдали виднелась медленно тлеющая огромная куча листьев и плюща, а за ней рыскали машины, вгрызающиеся в землю в поисках полезных ископаемых.