Война хаоса
Шрифт:
А потом эта толпа — вслед за Иваном и еще несколькими людьми — тоже начинает свистеть.
[Тодд]
— Зачем мне причинять вред женщинам? — спрашивает мэр. Мы сидим у костра: день его славы подходит к концу. — Допустим, ты до сих пор веришь, что я хотел их убить, но зачем мне это сейчас, в миг моего величайшего триумфа?
— А что же ты ничего мне не говорил? Про лекарство?
— Не хотел тебя расстраивать. Испытания ведь могли
Он долго смотрит на меня, пытаясь прочесть мои мысли, но я за последнее время здорово навострился их скрывать. Сдается, даже он их больше не слышит.
— Можно я попробую угадать, о чем ты думаешь? — наконец произносит мэр. — Ты хочешь как можно скорее дать Виоле мое лекарство. Ты боишься, что госпожа Койл протянет время и опоздает.
Я действительно так думаю. Это правда.
Я едва не задыхаюсь от надежды.
Но ведь это же мэр.
Да, его лекарство может спасти Виолу.
Но это мэр…
— А еще ты всем сердцем хочешь мне верить, — говорит он. — Что я способен на это — если не ради нее, то ради тебя.
— Ради меня?
— Кажется, я понял, в чем заключается твой особый дар, Тодд Хьюитт. Я мог бы догадаться и раньше — по поведению моего сына.
Внутри у меня все сжимается от гнева и боли, как всегда при упоминании Дейви.
— Ты сделал его лучше, — мягко продолжает мэр. — Он подобрел и поумнел, стал понимать мир и свое место в нем. Нравится мне это или нет, то же самое ты сделал со мной.
Я опять слышу этот тихий гул…
Соединяющий нас…
(но раз я знаю о нем, он на меня не действует…)
(не действует)
3/4 Я искренне сожалею о том, что случилось с Дэвидом, — продолжает мэр.
3/4 Ничего с ним не случилось, ты сам его застрелил.
Он кивает.
3/4 С каждым днем я все больше жалею о содеянном. И с каждым днем рядом с тобой я становлюсь лучше. Всегда, во всех своих поступках, я оглядываюсь на тебя. — Он вздыхает. — Даже севодня — возможно, в день моей величайшей победы — я первым делом подумал: а что скажет Тодд?
Он показывает на темнеющее небо над нашими головами.
— Этот мир, Тодд… Этот мир такой громкий, он умеет говорить. — Его взгляд немного затуманивается, мысли куда-то уплывают. — Иногда кроме него ты больше ничего не слышишь, растворяешься в нем, становишься ничем. — Он уже почти шепчет. — Но тогда я слышу твой голос, Тодд, и он возвращает меня к жизни.
Я вапще не понимаю, что он несет, поэтому просто спрашиваю:
— Ты знал про лекарство с самого начала? Нарочно приберегал для севодняшней речи?
— Нет, — отвечает мэр. — Мои люди работали круглые сутки, чтобы я мог спасти для тебя Виолу. Чтобы я мог показать, как много ты для меня значишь. — Он говорит с напором, почти… с чувством. — Ты спас мою душу, Тодд Хьюитт. Я исправился, когда никто не верил, что это возможно. — Он улыбается. — Чего уж там, никто и не хотел.
Я все еще молчу. Потомушто спасти его нельзя. Даже Виола так говорит.
Но…
— Они испытают лекарство и поймут, что оно действует. И тогда ты убедишься, что я говорил правду. Это очень важно, так важно, что я даже не стану просить тебя о доверии.
Мэр ждет от меня ответа. Я все молчу.
— А теперь, — хлопнув себя по ногам, говорит он, — пора готовиться к завтрашнему заседанию совета!
Он напоследок заглядывает мне в глаза и уходит в свою палатку. Я тоже скоро встаю и иду к Ангаррад — они вместе с Радостью Джульетты привязаны возле моей палатки и с удовольствием уплетают сено и яблоки.
Там, на холме, Ангаррад спасла Виоле жизнь. Я никогда этого не забуду.
Теперь то же самое предлагает сделать и мэр.
Я бы очень хотел ему верить. Очень.
(исправился…)
(но насколько?…)
Жеребенок,— приветствует меня Ангаррад.
Сдавайся!— выпучив глаза, обрывает ее Радость Джульетты.
И, не успеваю я ответить, как Ангаррад сама оборачивается и еще громче приказывает: СДАВАЙСЯ!
Радость Джульетты сразу поникает.
— Вот молодчина! — удивленно вскрикиваю я. — Вот это моя девочка!
Жеребенок,ласково приговаривает Ангаррад, и я обнимаю ее, вдыхаю тепло, и в носу щекочет от ее крепкого лошадиного запаха.
Я обнимаю ее и думаю о спасении души.
[Виола]
3/4 Тебя не возьмут в совет, Иван, — говорит госпожа Койл, когда он вваливается за ней на корабль. — И сюда тебе тоже нельзя.
Наступил новый день, а я по-прежнему валяюсь в постели, чувствуя себя еще хуже. Болезнь никак не среагировала на новое сочетание антибиотиков, которое дала мне госпожа Лоусон.
Минуту Иван стоит на месте, молча и с вызовом глядя на госпожу Койл. Ли и госпожу Лоусон, которая снимает с его лица последние повязки.
— Что-то вы много на себя берете, — наконец произносит Иван. — Можно подумать, вы до сих пор тут главная!
— Я и есть главная, мистер Фарроу, — шипит в ответ госпожа Койл. — Насколько мне известно, новой госпожой тебя не назначали.
— Почему же тогда люди десятками возвращаются в город? — спрашивает он. — И почему половина женщин уже принимает лекарство мэра?
Госпожа Койл резко разворачивается к госпоже Лоусон:
— Что?!
— Я дала его только умирающим, — чуть оробев, отвечает та. — Когда выбор стоит между верной смертью и возможной смертью, выбирать не приходится.