Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]
Шрифт:
Когда же несогласие принимало угрожающие размеры, Виваны соответствующего Круата вызывали обвиняемых на Сэрван, который был чем-то вроде общественного суда, чьи решения принимались безоговорочно. Сэрван после долгих размышлений и серьезнейшей церемонии требовал присутствия каждого из проживающих на данной территории. Ради их собственных интересов и особенно ради их чести, обвиняемые должны были предстать перед судом общественности.
В прежние времена суд целого чоса означал его конец — обращение в рабство тех, кто не был убит, с разделением их между победителями. Позднее он стал заканчиваться арестом
С учетом характера итриан, Сэрван был у них тем же, что и полиция у людей. Если же ваше общество живет по законам морали, то скажите, часто ли возникает необходимость в полиции?
Никто из тех, кто знал Льза из Тарна, не поверил бы в то, что он может сказать неправду. А он говорил о том, что Авалон может оказаться разорванным на части, и к этому надо было прислушаться.
Могучий Саггитариус впадал в залив Центаур, который носил то же имя, что и второй город Авалона — единственный, кроме Грея, имевший определенное название.
Этот Центаур был, в основном, городом людей и походил на многие имперские города — полный суматохи, шума, веселья, а иногда и опасностей. В нем были речной, морской и космический порты, промышленный и торговый центры.
Находясь здесь, Аринниан большую часть времени был вынужден быть Кристофером Холмом и вести себя соответственно этому имени.
А теперь этого требовали и его новые обязанности.
Он не удивился назначению его верховным офицером охраны Западного Короната после организации этого рода войск — в их обществе семейственность была нормой.
К своему удивлению, Крис довольно успешно справлялся со своими обязанностями и даже получал некоторое удовольствие, исполняя их, — и это он, всегда насмехавшийся над „пастухами“!
Через несколько недель под его началом действовала хорошо организованная армия, постоянно проводились учения, были налажены снабжение и коммуникации. Конечно, большим подспорьем служило то, что большая часть авалонян были завзятыми охотниками, кроме того, постоянное участие в военных конфликтах привело к тому, что у них сложились определенные традиции, которые в армии пришлись как нельзя более кстати. Кроме того, всегда можно было прибегнуть к совету старого Дэннеля.
Такие формирования возникали сейчас повсюду. Им нужно было согласовывать свои действия с мерами, принимаемыми братством Симен. Была созвана Конференция, на которой все эти вопросы были разрешены.
После конференции Аринниан предложил Хрилл:
— Давай отпразднуем это событие! Может случиться так, что нам больше не представится возможности увидеть друг друга. Предложение Аринниана было не случайным. Он думал об этом два последних дня.
Табита Фалькайн улыбнулась.
— Конечно, Крис! С удовольствием!
Они пошли по Лайвелл-стрит, взявшись за руки. Было очень жарко.
— А почему ты все время называешь меня только моим человеческим именем? — спросил он. — И говоришь со мной на англике?
— Мы люди, ты и я! У нас нет перьев, чтобы
Крис помедлил с ответом.
„Вообще-то это личное дело каждого, — думал он, — она просто относится к этому, как все люди“.
Он остановился и повел свободной рукой.
— Посмотри на все это и перестань философствовать, — сказал Крис. И тут же подумал, что не совсем учтив с девушкой.
Но она только улыбнулась в ответ.
Эта часть улицы пролегала вдоль канала, вода которого была покрыта масляными пятнами и засорена отбросами.
Повсюду, куда ни глянь — баржи, и узкая полоска воды казалась зажатой между двумя рядами плотно притиснутых друг к другу зданий, чьи ободранные фасады тянули свои десять-двенадцать этажей к ночному небу. Звезды и белый полумесяц Морганы терялись в ярком искусственном свете мигающих реклам и надписей: „Грог“, „Танцы“, „Еда“, „Лучшие земные ощущения“, „Дом развлечений“, „Спешите к Марии Джуане“, „Азарт игры“, „Обнаженные девушки“… Машины запрудили дорогу, по тротуару текла толпа. Кого тут только не было! Моряки, летчики, сплавщики, рыбаки, охотники, фермеры, едва стоящий на ногах пьяница, еще один пьяный, согнувшийся волосатый человек, стоящий на углу и выкрикивающий что-то невнятное, — бесконечный людской поток, смеющийся, беззаботный, перекрывающий своими голосами шум уличного движения, шарканье ног, обрывки фраз, доносившиеся из громкоговорителя.
Воздух вонючий, пропитанный дымом, маслом, запахом пота, насыщенный испарениями окрестных болотистых земель, кажущимися в городе зловонными.
Табита улыбнулась своему спутнику:
— Все это очень забавно, Крис, — сказала она. — Но зачем мы сюда пришли?
— Ты ведь не стала бы… — он запнулся и поймал себя на том, что смотрит на девушку не отрываясь. Они оба были одеты в блузы без рукавов, кильт и сандалии. Одежда прилипала к их мокрым телам, лица были влажными. Но несмотря на это и на запах женского разгоряченного тела, который он не мог не уловить, в ней все равно угадывалось существо, привыкшее к морским просторам, огромному небу и свежему ветру. Молодой человек был очень взволнован.
— Иногда необходимо расслабиться, — сказала Табита, дружелюбно улыбаясь ему. — Ты — пуританин, Крис!
— Нет, нет, — запротестовал он, боясь, как бы она не сочла его наивным. — Разборчивый — может быть. Я часто бывал здесь не только по делам службы. Мне хотелось объяснить тебе, что я горжусь тем, что принадлежу к чосу, и мне больно, что люди моей расы могут жить в грязи. Неужели ты не понимаешь, что это и есть то древнее, чего стремились избежать пионеры и что они не хотели брать в новый мир.
Табита произнесла слово, от которого он отшатнулся. Айат никогда бы не сказала такого.
— Ладно, если ты и в самом деле так считаешь, — усмехнулась девушка и продолжила: — Я читала записи Фалькайна. Он и его последователи не хотели ничего, кроме комнаты, в которой им бы никто не мешал, — она неожиданно спросила, — Как насчет обеда?
И они пошли к ресторану.
Он почувствовал себя несколько лучше в полумраке респектабельного Фениксхауз. Этому способствовало и то, что здесь было прохладно, и одежда уже не обрисовывала с такой откровенностью формы ее тела, как на улице. Понемногу они приходили в себя.