Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]

Андерсон Пол Уильям

Табита подошла к ним. Она хотела оттолкнуть Аринниана, но, заметив, с какой силой его пальцы впились в руку Рошфора, отступила.

— Фил, — тихо сказала она, — дорогой, подумай! Она, должно быть, услышала что-то ужасное! Что это было?

— Не могу понять. — Землянин поморщился от боли в руке, которую все еще сжимал Аринниан. — Она попросила меня описать космический бой, мои впечатления. Я рассказал ей о последнем бое перед нашей высадкой. Помните, я рассказывал вам то же самое.

— Может быть, ты ей рассказал о чем-то, чего не знаю я?

— Кажется,

я не говорил тебе о том, как выглядел итрианский корабль, который был сбит своими же, но Айат попросила меня это сделать.

— И что же?

— Я сказал ей. Разве не нужно было?

— И как же он выглядел?

— На гиперболическом изгибе были три золотые звезды.

Аринниан выпустил Рошфора. Кулак его опустился на лицо землянина, тот покачнулся и упал. Аринниан выхватил было нож, но овладел собой. Рошфор, ничего не понимая, сел. Из разбитой губы текла кровь.

Табита опустилась возле него на колени.

— Ты не мог знать, дорогой мой, — сказала девушка. Она сама едва держала себя в руках. — То, о чем ты ей сообщил, было известием о смерти ее возлюбленного!

Ночью поднялся ветер. Поплыли облака, бросая сине-черные тени на плывущую среди них Моргану. Там и здесь лениво поблескивали звезды. В темноте шелестел прибой, и деревья отвечали ему глухим ропотом. Холод заставил людей одеться теплее.

Рошфор и Табита медленно брели среди дюн.

— Где она? — подавленно спросил землянин.

— Ей нужно побыть одной, — ответила она.

— В такую погоду? Она ведь может ухудшиться. Послушай, если бы Холм сразу отправился на поиски, то мы хотя бы знали, где она.

— Они оба могут о себе позаботиться. — Табита поплотнее запахнула плащ — Я не думаю, чтобы Крис нашел ее, если только она сама не захочет вернуться, в чем я сомневаюсь. Просто он должен что-то предпринять. И ему хочется некоторое время побыть от нас вдали. Скорбь Айат заставляет печалиться и Аринниана. Типичная итрианская черта — самому переносить первый прилив горя.

— О, Боже! Я все испортил, да?

Он маячил рядом с ней длинной тенью. Она протянула руку, нащупала его ладонь, и это вернуло ей ощущение близости.

— Еще раз говорю тебе: ты же не мог знать, — ответила Табита. — Во всяком случае хорошо, что она узнала все сейчас. Это лучше, чем быть в неизвестности еще долгие недели и месяцы и так и не узнать, как он погиб. Сейчас же она знает, что он герой и погиб после того, как одержал блистательную победу. — Она колебалась. — Кроме того, не ты же убил его! Это сделали наши же нападающие. Можно сказать, что это сделала сама война. Это было как удар молнии.

— Проклятая война, — сказал он с горечью в голосе. — Разве недостаточно мы еще натворили бед?

Она вспыхнула:

— Твой драгоценный Император мог бы окончить ее в любую минуту.

— Она и окончена, если не считать Авалона. Зачем продолжать все это? Вы заставите их разнести здесь все в щепочки.

— И показать всем остальным мирам, что на самом деле представляет из себя Империя! Это подорвало бы

ее авторитет очень серьезно и надолго. — Гнев Табиты угас. — Ты же знаешь, мы делаем ставку на то, что они не чудовища, и на то, что умеют блюсти свои интересы. Давай не будем больше говорить об этом.

— Я готов! Табби, ты и Холм… я, конечно, имею в виду старого Холма, и еще несколько других старых людей и итриан, которым совершенно безразлично, сколько молодых умрет, расплачиваясь за их глупость, за их чванство…

— Прекрати, пожалуйста!

— Не могу! Вы разрабатываете какой-то новый безумный план, который, как вы считаете, позволит одной маленькой колонии одержать верх над всеми остальными мирами. Я вот что скажу: как бы долго это ни длилось, все окончится катастрофой. Потому что если битва продолжится, потери будут ужасны. Нет, я не могу безразлично наблюдать за тем, что вы делаете!

Она остановилась. Он тоже. Вглядываясь в темноту, она пыталась разглядеть выражение лица Рошфора.

— Не беспокойся, — сказала она. — Мы знаем, к чему вы клоните!

— Знаешь? Каков же твой план?

— Я не должна тебе этого говорить, дорогой!

— Конечно, — сказал Филипп с горечью, — но ты можешь позволить мне лежать ночами без сна, жить день за днем в страхе за тебя. Послушай, я многое знаю о войне. И о психологии Высшего императорского командования. Я могу тебе дать неплохой совет относительно того, как оно станет реагировать на ваши начинания.

Табита покачала головой. Она надеялась, что он не видит, с какой силой она закусила губу, как больно ей слушать его.

— Скажи мне, — настаивал он, — ну какой вред я смогу причинить? А может быть, вы не предлагаете ничего особенно безрассудного? Тогда я мог бы в этом убедиться…

Ей едва удалось заставить себя сказать:

— Прошу тебя, прошу тебя!

Он положил руки ей на плечи. Лунный свет падал на его глаза, превратив их в два черных озера.

„Я не могу ему лгать. Или могу? Но я ведь нарушаю присягу! Могу? Аринниан хотел, чтобы я ему кое-что сказала… Но я не испытываю тебя, Фил! Я выбираю меньшее зло, потому что ты не захотел бы, чтобы твоя женщина нарушила данное ею слово, ведь правда? Я дарю тебе то короткое счастье, которое могу, неправдой, что не может никак повлиять на твое поведение. Потом, когда ты узнаешь, я на коленях буду просить тебя о прощении.“

Она с трудом узнала свой голос:

— Мы можем тебе доверять?

— Относительно неиспользования против вас полученной информации? — Несколько секунд он молчал. Волны бились за его спиной. — Да!

— Ох, нет! — Она потянулась к нему. — Я не думала…

— Я даю тебе слово, моя милая!

„В этом случае, — подумала она. — Но нет, я не могла бы сказать ему правды прежде, чем не посоветовалась бы с Ариннианом, который, конечно же, сказал бы „нет“, а Фил, без сомнения, чувствовал бы себя несчастным из страха за мен“, и, что там ни говори, за своих друзей из флота, потому что честь не позволяла бы ему предупредить их.»