Война крылатых людей [Война крылатых людей. Сатанинские игры. Звездный торговец. Люди ветра. Право первородства. Повелитель тысячи солнц.]
Шрифт:
— И что же дальше? — спросил его сын.
— А то, что ты выращиваешь в своем мире поколение за поколением. Речь идет не о стенах или машинах, а о живом мире, о природе — о дереве, на которое ты впервые в жизни влезал, когда был мальчишкой; о поле, которое возделывал твой дед; о том самом холме, на вершине которого ты впервые в жизни поцеловал девушку. Твои поэты воспели это, художники изобразили, твои предки вернули этой земле свои останки, на этом основана и строится твоя история. И ты не сможешь отказаться от всего этого иначе, как вырвав из груди сердце.
И снова Холм посмотрел на сына.
— Я думал, что ты сильнее меня, Аринниан, — сказал он. — Что с тобой случилось?
— Тот человек, — пробормотал он. — Он не угрожал всякими ужасами, он предупреждал, умолял! Я понял его. Я подумал о Матери, ребятишках, тебе, моих товарищах по чосу…
«Айат, Хрилл! Хрилл, которая Табита! Все эти недели мы вместе работали: она, Айат и я… Три дня назад я летел между ними на проверку одной подводной военной базы. Сверкающие бронзовые крылья, развевающиеся золотые волосы. Глаза золотистые, глаза зеленые. Чистая линия килевой кости. Очертания полной груди… Она чиста. Я знаю, что это так. Я придумывал столько причин, чтобы побыть с ней, встретиться с ней! Но этот проклятый речистый землянин, который живет в ее доме, со своей мишурой космополитического очарования — он слышит ее хрипловатый голос гораздо чаще, чем я!»
— А что станет с их гордостью? — задумчиво спросил Холм.
«Айат скорее умрет, чем сдастся», — подумал Аринниан и расправил плечи.
— Да, конечно, папа!
Холм наконец-то улыбнулся.
— В конце концов, — сказал он, — это ведь ты первый заложил камень той удивительно сложной интриги, плести которую мы намерены.
— План не является всецело моим. Мне пришлось поговорить с Табитой Фалькайн, ты ее знаешь? Она обронила замечание Полушутя. Размышляя насчет этого позже, я согласился с нею.
— Гм! Похоже, это интересная девушка! В такие дни ей удается сохранить присутствие духа и не унывать! — Холм по-видимому заметил мелькнувший в глазах сына огонек, потому что быстро отвернулся и сказал: — Давай-ка примемся за работу. Прежде всего составим карту. Хорошо?
Нетрудно было угадать ход его мыслей. Интонации голоса, морщинки, собравшиеся вокруг глаз — все это выдавало его «Так, так, Крис! Наконец ты встретил девушку, которая стала для тебя не просто секс-машиной. Но посмею ли я сейчас сказать об этом Ро? Я просто скажу ей, что наш сын и мы снова вместе!»
В окрестностях Сент-Ли зима приносила с собой ливни. Они гремели, они смывали, они ласкали, а когда на какое-то время прекращались, то оставляли после себя радугу.
И все же большую часть времени приходилось проводить в помещении, слушая музыку или разговаривая. Но вечера были такими прекрасными, что невозможно было терять эти часы.
Табита и Рошфор брели вдоль берега, взявшись за руки. Было тепло, и на Филиппе был только кильт и принадлежащий девушке кинжал у пояса.
На востоке поднялась над водами Моргана. Небо было затянуто дымкой, так что звезды, которые оставались видимыми, сияли матово и нежно.
Свет этот лился от горизонта к скалистым выступам, превращая их в подобие затухающих костров. Люди под ним казались тусклыми светлыми пятнами, а деревья сливались в единую туманную полосу. Ветра не было, и шум прибоя был умеренным и ненавязчивым, как биение сердца. Запахи листьев и земли смешивались с запахами моря. Песок отдавал воздуху дневное тепло и слегка шелестел под их ногами.
Рошфор с тоской сказал:
— И это должно быть разрушено? Сожжено, отравлено, испепелено?
— Мы тоже надеемся, что это не случится, — ответила Табита.
— Я говорю потому, что знаю, что должно произойти.
— Земляне непременно станут бомбардировать нас?
— Они этого не хотят. Но если вы, авалоняне, с вашей бессмысленной гордостью не оставите им выбора… — Рошфор прервал начатую фразу. — Прости меня. Мне не следовало этого говорить. Просто нервы чересчур напряжены.
Ее рука напряглась в его.
— Я понимаю, Фил. Ты не враг?
— Что плохого в том, что вы присоединитесь к Империи? — Он указал на небо. — Смотри! Там Солнце, а потом еще одно, а потом еще! И все они могут быть вашими!
Она вздохнула:
— Я хотела бы…
Очень внимательно она слушала его сказки о мириадах миров.
Внезапно она улыбнулась, и взгляд ее просветлел.
— Нет, я бы не хотела, — сказала она. — Я заставлю тебя сдержать свое обещание и показать мне Землю, Анзу, Хоупвелл, Цинтию, Воден, Диомедес, Викоен — все, о чем ты мне рассказывал, когда снова наступит мир.
— Если это будет еще возможно.
— Будет! Эта ночь слишком хороша, чтобы можно было думать о дурном.
— Боюсь, что не могу разделить с тобой итрианское отношение к жизни, — сдержанно проговорил он. — И это тоже ранит!
— Разве? Я имею в виду то, что ты храбр, я же знаю, что это так, и я знаю, что ты умеешь наслаждаться жизнью. — Голос ее сделался тихим, ресницы опустились. — Да, можешь!
Он остановился, повернулся к ней, взял ее руки в свои. Они стояли, молча глядя друг на друга.
— Я попытаюсь, — сказал он, — ради тебя. Ты поможешь мне?
— Я помогу тебе во всем, Фил, — сказала она.
Они целовались, и их поцелуи становились все более долгими. Сегодня она не мешала ласковым движениям ни его, ни своих рук.
— Фил и Хрилл, — прошептала она наконец, прижавшись к нему. — Фил и — Хрилл! Дорогой, я знаю одно место в двух километрах отсюда. Деревья там образуют убежище, и можно видеть Луну и воду между ними, а трава там густая и мягкая, как на Земле…
Он пошел за Табитой, с трудом веря своему счастью.
Она рассмеялась мягким грудным смехом.
— Я ждала своего дня так долго! — сказала она. — Ты не против того, чтобы тебя соблазнили? Может быть, у нас действительно мало времени?
— Целой жизни рядом с тобой было бы мало, — сказал он ей.