Война мага. Том 3: Эндшпиль
Шрифт:
— Ни в каком виде оно не возродится, если мы не справимся с Разломом! — Император рубанул ладонью воздух.
— А мы справимся, — вкрадчиво прошептала Сеамни. — Справимся… при помощи магии крови.
— Обещаю тебе, — Император взял ладошки Тайде в свои, — что, если мой поход закончится неудачей, я сам примусь тесать камень для жертвенников и сам лягу на него, — совершенно буднично, как ни в чём ни бывало закончил он.
— Ч-что?! — пролепетала опешившая Дану. — Т-ты… на жертвенник? Гвин, Гвин, любимый мой, мой свет, ты…
— Глупая данка, — улыбнулся Император, прижимая её к жёсткому железу нагрудника. —
— Нет, — отвернулась Сеамни. — Сейчас не смогу, разве что Сежес… это ведь она набрасывала то пламенное покрывало, если мне правильно всё рассказали.
— То-то и оно. — Плечи Императора опустились, y него вырвался тяжкий вздох. — Никто ничего не сможет сказать. Потому что Разлом — это нечто неведомое, небывалое, и у нас нет времени на тщательные постепенные исследования. Нет. Мы ударим по пирамидам. Они торчат вдоль всего Разлома, наверняка есть и неподалёку от взморья. Начнём оттуда.
— Не уходи от ответа. — Сеамни не разжимала объятий, губы её скользили возле мочки его уха. — Ты… про жертвенники… ну скажи, ну пожалуйста, ты ведь пошутил? Ты меня так пугаешь, да? Хочешь проверить мою любовь?
— Чепуха, Тайде, — вздохнув, тихонько проговорил Император. — Я не бросаюсь такими…
— Значит, — непререкаемым тоном заявила дочь Дану, — значит, я последую за тобой. На тот же самый жертвенник. Клянусь тебе в этом Деревянным Мечом, что до сих пор жив во мне!
Император вздрогнул.
— Жизнь без тебя мне не нужна, — просто и буднично сказала Сеамни. — Да, знаю, в это трудно поверить. Но это так. Так, и всё тут.
— Но я же смертен, — только и смог выдавить Император. — Я смертен, и мои дни куда короче отпущенного Дану. Даже если бы ничего не случилось, ни войн, ни Разломов, нам всё равно предстояло бы расстаться. Меня сломила бы неизбежная старость, а за ней…
— Я состарилась бы с тобой, друг мой, — ласково произнесла Сеамни. — И ушла бы в тот же день, в тот же час. Неважно, когда и где к тебе подступит смерть. Главное — что я не оставлю тебя одного на тёмной дороге. Что мне делать, когда тебя не станет? Пусть бы всё случилось так, как ты говоришь, — ни войн, ни Разломов, а мы прожили бы вместе долгие годы, наверное, воспитали бы детей — приёмышей, но я любила бы их, как своих, — что мне делать, когда на твою гробницу легла б могильная плита?
— Ты сама сказала, — с трудом ответил Император. — Дети. Внуки. Правнуки…
— Нет, — лучисто улыбнулась Дану. — У меня это не так. У меня один раз — и до конца. Всё остальное
— Даже если бы я очень попросил тебя об этом?
— Гвин, это единственная твоя просьба, которую я не исполню. И хватит об этом — лучше поцелуй меня, да покрепче. А потом уже и идти надо. Ты прав, времени почти не осталось.
Первый легион угрюмо грузился; гномы под водительством Баламута, несмотря на исконную ненависть Подгорного Племени к воде вообще и кораблям в частности, первыми оказались на борту. Несмотря на все пожары, разорения и бедствия, речникам удалось сберечь немало барж, кегов и прочих судёнышек, в обычные годы усердно таскавших грузы вниз и вверх по течению, ко взморью и от него. Мало кто из разномастной флотилии смог бы выйти в открытое море, но Императору этого и не требовалось. Лишь бы обогнуть по воде Разлом — а там вновь почувствуем под ногами сушу.
Предстоял неблизкий переход. Сперва спуститься по Маэду до Внутреннего Моря и затем, повернув на закат, вновь пройти почти тот же путь, что проделали легионы пешим порядком — от Мельина до самого Разлома. Правда, Император рассчитывал одолеть это расстояние за время, вдвое меньшее — если, конечно, не вмешаются пираты.
Сежес взяла с собой пятерых помощников, все — молодые маги, относительно недавно попавшие в Радугу, не заражённые насмерть её гнилостным духом, как выразилась чародейка, и оттого поверившие ей. Асмэ, Дильен, рыжеволосая Мерви, Серторий и Диокан. Три девушки и двое парней, все, разумеется, из благородных — но, представляясь Императору, они назвали лишь свои имена. Фамилий у них больше не было — с того самого момента» как они переступали порог орденской башни.
Не было забыто знаменитое «сено» Сежес и те ингредиенты, что можно было увезти с собой. Опустошены столичные склады и арсеналы — всё, что там оставалось, роздано войску или народу, вслед за легионами покидавшему обречённый город. Оставлять что-либо не имело смысла — люди вернутся сюда, только если будет закрыт Разлом.
Всё это время козлоногие продолжали наступать. Медленно, неумолимо, словно прилив, они растекались вширь по имперским землям, и никто, ни одна живая душа, не мог сказать, что же творится там, где они прошли. Самые зоркие и отчаянные разведчики Императора — и в их числе молодой барон Аастер — подбирались так близко, как только позволяли смертельно боявшиеся козлоногих кони, но наблюдатели не увидели ничего, кроме затянувшей всё и вся дымки, поглотившей и верхушки леса, и башни оставленных замков.
Козлоногим доставалась пустая земля. Уходили все, от мала до велика. Древних стариков родня катила на тележках, кого и просто в тачках — оставить хоть одну живую душу этим тварям казалось поистине невозможным грехом. Вместе с пахарями и горожанами покидали свои храмы слуги Спасителя; пришла весть об архиепископе: вместе со всей свитой Его преосвященство отбыл на юг, не убоявшись пути через кишащее пиратами Внутреннее Море. Впрочем, простые дьячки и прочий церковный люд в эти дни почти не вспоминали о своём предстоятеле, словно его никогда и не было. Как могли, утешали тех, у кого доставало веры их слушать; понурившись, терпели богохульства от тех, в ком взяло верх отчаяние.