Война на истощение
Шрифт:
— Я думаю… «Стрелок». — Сказал Озеров. — Разряд по стрельбе, отец служит на курсах «Выстрел»…
— Согласен. Квейс — хорошо. Привлекайте товарища.
— Легко сказать… — задумчиво произнес Озеров, — это еще как получится. Очень уж непрост этот наш будущий «Стрелок».
— Тем не менее, подготовьте план оперативного использования. Кстати, Валерий Геннадьевич, чуть не забыл. — Иванов направился к встроенному шкафу. — Виски, водка, сигареты — не экономьте на всем этом, ради Бога. Обеспечьте Полещука и его связи. — Он приоткрыл дверцу шкафа. — Ну, говорите, что мне вытаскивать. Это, так сказать, в дополнение к вашим оперативным расходам.
— Обижаете, Сергей Викторович. — удивился Озеров. — Я все-таки в торгпредстве работаю. Этого добра у нас, как говорится, «куры не клюют». Полещуку я уже передал кое-что, а его связь — этот комбат Сафват, хоть и выпивоха, но мужик очень богатый. — Озеров усмехнулся. — Для него и десять ящиков виски не проблема.
— Виски это не «Столичная», — парировал Иванов. — Хрен он здесь ее достанет. Даже при всех его деньгах.
Ни Иванов, ни Озеров, разумеется, не знали, что лейтенант Полещук еще не скоро появится в Каире. Попытки резидентуры через своих людей выйти на аппарат генерала Катушкина и под благовидным предлогом вызвать переводчика в столицу заканчивались безуспешно. Обстановка на Суэцком канале резко обострилась и еженедельные выезды советским офицерам, находящимся в войсках, были временно запрещены. А раскрывать свои планы офицеры ГРУ не имели права. Даже перед генерал-полковником Катушкиным.
…Покинутые жителями дома неподалеку от развалин цементного завода, несмотря на солнечный день, выглядели страшновато. Полещук обошел воронку перед крайним домом и посмотрел на окна. Некоторые, особенно на первом этаже, зияли дырами, на других, повыше, висели полусорванные взрывной волной решетчатые деревянные ставни. Он вошел в подъезд. Пахнуло пылью и запустением. Полещук пнул ногой консервную банку и дернул за ручку дверь ближайшей квартиры. Дверь со скрипом отворилась.
— Эй, есть здесь кто-нибудь? — крикнул Полещук и вошел в квартиру. — Ответом было молчание. — Але, вашу мать, не молчите! — Он замер и прислушался.
Тишина, никого нигде не было. Полещук посмотрел на стену, увешанную детскими рисунками, и шагнул в другую комнату. Обследовав почти всю квартиру и не найдя ничего, а точнее вентилятора, который был главной его целью, Полещук пошел к выходу.
— Стэна! — внезапно зарычал кто-то на арабском языке с акцентом. — Ирфаа йадак! Арми! [75]
Полещук сунул руку в карман, но, поняв, что не успеет достать пистолет, молча поднял руки, и посмотрел в сторону выбежавшего из комнаты человека. Человек повел дулом автомата — лежать!
75
Руки вверх! Стреляю! — араб.
— А не пошел бы ты, Сажин, на хрен! — сказал Полещук, увидев плотного молодого парня в камуфляжной форме. — Я твой голос с первого курса знаю, мудила. Про уши вообще не говорю… Руки вверх! Стреляю! — С издевкой процедил Полещук и плюнул на пол.
— Щука! Оху…ть можно! Я же мог тебя застрелить!
— Конечно. Из этой твоей пукалки… Порт-Саида дурацкого… Из него только по воробьям в упор и то не попадешь! — сказал Полещук. — Мудак, надо же так напугать…
— Сам такой, Щука, — ответил Сажин. — Шатаешься, мать твою, где наших вообще быть не должно.
Однокурсники обнялись. Спины обоих были влажными от пота. Сажа метнулся в комнату и вышел оттуда с бутылкой растительного масла, судя по рисунку подсолнуха на этикетке.
— Во, нашел, — гордо сказал он, как будто не случилось этой неожиданной встречи в окрестностях Суэца, около разбитого цементного завода. — Саня, если б ты знал, как хочется жареной картошечки. Как масло увидел, сразу эта мысля появилась. А ты как здесь оказался?
— Как, как… Послали. Дело есть. А ты?
— Я… Да случайно. Вентилятор ищу.
— Вот так номер! Самое интересное, что я тоже ищу вентилятор. Ротные офицеры попросили — найди, мол, что-нибудь, что крутится, потому что невозможно так жить в мальге.
— Витек, давай перекурим. Ноги, честно говоря, трясутся от такого неожиданного рандеву.
— Давай, Щука. Я тоже сам не свой… Мог бы полоснуть очередью… А потом? Ужас, старик… Я бы не пережил…
Они закурили, глядя на выход из квартиры. Было довольно тихо, где-то щебетали воробьи, в разбитую ставню светило солнце. Его лучи отражались на пыльных стенах покинутой квартиры, освещали детские рисунки, какую-то утварь в шкафах. Эта тишина казалась слишком подозрительной. Впрочем, тишина в зоне Суэцкого канала — понятие весьма относительное: если прислушаться, то в любое время можно услышать долетавшие откуда-то издалека то гулы самолетов, то стрельбу артиллерии…
— Ну, где же твоя картошка? — не выдержал Полещук, докурив сигарету.
— Где, где, искать надо.
Через четверть часа, как это ни странно, картошку нашли. Проросшую. Нашли и единственное, на чем можно было ее попытаться сготовить — небольшой сферический обогревательный рефлектор. Убедившись в том, что есть электричество, принялись за дело. Очистили и нарезали картошку, поместили ломтики на отражатель, воткнули вилку в розетку и стали ждать. Наконец-то первая партия была почти готова, и Полещук с Сажиным стали с наслаждением жевать ломтики недожаренной картошки.
— Помнишь, на вилле гуляли? — спросил Сажин, тыкая кончиком ножа картофель на отражателе и отгоняя рукой назойливых мух. — Эх, сыроват немного… Еще Озеров тогда к нам подвалил, вопросики странные задавал.
— Ну, помню. А что? — внутренне напрягся Полещук и посмотрел на Сажина. Тот заулыбался.
— Я в ту ночь девку местную трахнул. Шармуту. И почти даром. Ты, Щука, спроси, где?
— Где?
— Не поверишь, Саня. В полицейской будке.
— В этой полосатой? — удивился Полещук. — Она же метр на метр! Заливаешь, Сажа, это невозможно.
— Рассказываю. Вы тогда взяли тачку и поехали в Насер-сити, а я решил прогуляться. Иду по дороге, смотрю: молодая такая шармута стоит. Я к ней и подкатил. Поначалу цену заломила, пришлось поторговаться. В общем, сошлись на двух фунтах. А куда ее вести? Ведь не в Насер-сити, сам понимаешь. Мухабарат, Бардизи… Идем с ней по дороге, и попадается эта самая будка. Пустая. А я уже изнемогаю, так хочется… Задрал платье, щупаю рукой — голая, без трусов, чувствую, вот-вот кончу…