Война на пороге. Гильбертова пустыня

Переслегин Сергей Борисович

Как сюда попала эта полудиссидентская проза из прошлой жизни — непонятно. Он спросил у охранника, кто в

ГИ/ШРТШ шыня

этой комнате обычно сидит. Тот сказал, что это для русских, и книжек было больше, сейчас поубавилось, последний — год назад был, нелегал, ждал отсылки на родину, курил что-то из кисета, крутил самокрутки, молдаванин, а это в России или? — спросил веселый охранник. Ему было скушно.

— Да, — ответил Кирилл, выходя на солнышко. «Велика Россия. Если бы я писал роман, то уже глава сложилась бы... Так-то, господин Лири, не пора ли мне тестами заняться?» - грустно подумал Кирилл, он медленно, затаив зашнурованное медицинским корсетом дыхание, шел к машине с дипломатическим номером и отчаянно моргающим Венечкой за рулем. «Трусит он, что-ли?» Ходить было больно. Правда, за трое суток он попривык, и двигаться туго забинтованным стало полегче.

Гном,

большой поклонник идей Лири, рассказывал ему, что тот однажды ловко досрочно освободился из тюрьмы, пройдя свой собственный тест. Кирилл тогда еще не знал, что девочка Ася заплатила за интерес к теме двумя часами реанимации, Игорь едва не сгорел в собственной квартире, Владлен, кажется, выстрелил в гражданина Японии, а Гном пропал сутки назад, уже узнавший обо всех этих злоключениях товарищей.

Кирилл вспомнил, как эмигрант Зиновьев взывал к западному обществу: «Где вы, грабители и убийцы! Ограбьте и зарежьте меня! А не то я сам от тоски кого-нибудь зарежу!» и как пришло это возмездие тютелька в тютельку при получении денег и билета в Париж. Мир ускорился. Что же такого пожелала тусовка разношерстных гениев угрюмому человечеству, что оно выплюнуло на них эдакую напасть? Карьера пошатнулась определенно, в консульстве он получил письмо от Игоря, лаконичное и невеселое. В нем не содержалось участливого «как ты?», и это почему-то давало надежду.

«Покой чьих трупов мы нарушили...? Неужто американе так ревностно охраняют свои секреты, что максвелловские демоны случайностей вползают и перекраивают жизнь любого заинтересовавшегося? А если так, то почему мы на них не работаем?»

Gifted fle+tcMbb4* EMM flt+имлш*.

Федор со злыми глазами, цедя сквозь зубы о позоре и доверии, вручил ему документы, и Венечка отвез его в аэропорт. Водитель все прятал глаза. Расспросить не смел, хотя они ехали одни, что было нарушением правил, но в русском консульстве вечно некомплект охраны и обслуги, а господа иностранцы, похоже, потеряли интерес к эпизоду. Бельгийке он напишет письмо — или просто так, или чтобы выяснить некоторые особенности предприятия. От жужжания моторов Кирилл в самолете провалился в сон, удобный впервые за трое суток. Ему снилось море, синее и тревожное, все в серых кораблях до горизонта.

В аэропорту отец мог бы грозно спросить: ну? И Кирилл бы не менее заносчиво ответил бы: баранки гну!

Отец вез его в офис. Спрашивал про чепуху и про здоровье. Ребра болели, Кирилл рвался заехать к Варваре Сергеевне, массажистке, которая сразу скажет про кости, связки и прочие нужные вещи. В «пробке» отец пересел к нему на заднее сиденье и, коротко улыбнувшись сказал: «С крещением! Наши мысли материальны, сынок! — ты не в Норильске, там их шаманы разгоняют и они поднимаются вверх, где теплее. Не хочешь надеть серьезные погоны? Что смотришь? Нашего ведомства, конечно. Там хотя бы получишь доступ ко всей этой своей роли японской личности в русской истории».

Кирилл с удовольствием разглядывал отца.

— Я интересуюсь американцами.

— Что смотришь? Кто-то из твоих друзей спит с болтливой девчонкой. Женщин нельзя пускать в такое дело, они становятся или Мониками, или Кандолизами. За их языками не видно настоящих слов. Она в больнице, в аварию вчера попала...

— Я знаю, — машинально ответил Кирилл. Отец набивался в союзники. В свои пятьдесят пять он был молодцеватее Кирилла и держал «улыбку без кота». Похоже, Кирилл его недооценил.

— Спасибо, папа, — запоздало ответил он, — боюсь, мой отдел по интересам нельзя укомплектовать нужными мне кадрами. А без этого мне и погоны ни к черту.

— Угу, — сказал отец, поерзал губами и, попросив водилу остановиться, пересел вперед. Кирилла передернуло, когда отец выпрямился на сиденьи, щелкнув двумя верхними позвонками как каблуками. «Это вредно!» — говорила тетка Варвара. Но впечатляло. Отец не служил строевую, но выправку имел дай Боже. Еще он танцевал лучше всех в своем поколении. О том, где учился и когда — не рассказывал.

2002 год

— Умница, Киссинджер! — повторял Гном, блаженно растянувшись на койке. Единственное, что его не устраивало в больничке, так это кормежка. Вообще не давали мяса. Рыбу только вчера, а так бурда какая-то. Как в армии. Слово «больничка» он подцепил у медсестры, строгой тетеньки с пустыми глазами и огромным туловищем расширяющимся книзу. «Утка!» — мысленно окрестил ее Гном.

Санитар Петенька влюбился в него с первого взгляда. Гном это чувство сильно приветствовал, у Петеньки был всегда с собой ноутбук, не лучшего десятка, но вполне резонный. Флешку Петенька принес из гномовских «арестованных» вещей. Так что днем

Гном спал, а в вечерах, когда все расходились, выходил в сестринскую и через сутки мог до утра редактировать свою «холодную войну». Редактору он сказал, что лег на обследование и будет выходить на связь с редкого больничного Интернета. Редактор сочувствовал, он недавно перенес инфаркт и просил Гнома беречь сердце. В общем, с работой все устроилось за четыре дня. Прибегала заполошная Лида, бывшая жена. Это было проблемой, но супруга, к счастью, не знала его теперешний круг дел и Редактора. Пришлось к ней выйти и сказать, что «то, о чем она мечтала - вот произошло, он безвозвратно и окончательно сошел с ума! Расскажи теперь всем, что если твой теперешний муж алкаш, то прошлый оказался вовсе психом, и твое общество будет в экстазе!» — заявил ей Гном на прощанье: у него была слабая надежда, что Лида будет молчать. Хотя, кому она скажет? Про Гурию Гном вспоминал с нежностью и объяснял невидимому оппоненту: «Удивительно четкая девица — все в ней на ура и выше». Оппонент внутри у Гнома был всегда. Шансы в этой игре с собой он придумывал себе сам, и сам понимал это. Этажи рефлексии громоздились по старой пожарной лестнице и выползали на

Qff-lft, rffff{i1fU*4* fjItHA TJtftfMUiM

чердак. Он всегда наблюдал за собой наблюдающим. Точнее, это делал Оппонент. Это не приносило радости, но было забавно. Петенька рассказал, что здесь, на пятом этаже здания, раньше был наркологический центр, но разбогател и выехал в пригородные хоромы, подальше от комиссий и поближе к природе. Девушка Гурия выйдет замуж за Игоря, несмотря на всю нежность Гнома. Она выберет партнера из своего круга. Так бывает всегда.

«Холодная война» шла своим чередом. Они с Редактором уже пару так лет сели на тему и держали силами одного Гнома и еще секретарши Анечки весь поток больших и малых форм. Они меняли стили и тем самым укрепляли бренд в своей редакции. Анечка, если он теперь зависал в книгах, вела его самый одиозный сайт в стране и среди трех сотен психов они стали аналитическим стандартом де-факто. Редактор был гением экспансии в информационное пространство, он ничего не понимал в войне, ни в холодной ни в горячей, но зато плавал в мире прессы как акула и мог выплатить Гному пятисотенный долларовый гонорар за коротенькую заметку, сильно им исправленную и впихнутую в журнал «Плейбой», мог не платить месяцами и орать, что тот пишет невразумительный и ненужный спам. Мог приглашать на коньяк и мило задумываться над гномовскими геополитическими пассажами. Редактор был старше на десять или неважно уже сколько лет. Иное поколение. Гном не знал, есть ли у него семья и кем он приходится многочисленным издателям, журналюгам, культурологам и экспертам всех мастей. Пахло разведкой в прошлом. И не очень удачной. С собой за границу Редактор Гнома не брал. «Арагорн хренов». Даже в «Чушку» Гному пока не удалось выехать, Лидия тянула за шмотками и в аквапарк, пока были женаты, но как-то боязно было ехать с этой психической.

О том, как он сюда попал, о прочих причинно-следствен- ных связях Гном не рассуждал намеренно. Это задача Оппонента. Псих он или нет? Ну, орал, дрался, сорвался, кричал за Россию и немного про заклепки на танках. В общем, рядовой стресс. А что вцепился в рожу этому флегматичному мерзавцу в метро, так мерзавец и был. Кто ж знал, что у этого придурка еще и папа — главный психиатр. Гном ничего не отрицал, сослался на помутнение рассудка. Здесь пока сливал таблетки и наладил работу. Психи ему не мешали. Не психи и были. Ответы на глупости всегда приходят сами собой. У него даже было ощущение, что здесь, за толстыми стенами и охранником в будочке, он в большей безопасности, чем на воле, век бы ее не видать, если бы не такие девушки, как звезды. Мобильник Гурии был отключен.

Приближалась ночь, благословенное время. Санитар Петенька уже устраивался на койке соснуть после длинного медицинского дня. Ноутбук помаргивал зеленым и звал в эпоху неистовых бурь 1946-го года — начало холодной войны.

Черчилль нравился Гному как персонаж, как политик и как мыслитель. А как писатель — нет. Гном считал, что пишет лучше. Жаль, что гонорары утекали раньше, чем он собирался поехать на Туретчину и валяться семь дней под грифом «все включено». Но все как-то. не удавалось подползать к бару по воде, протягивая номерочек на ноге, тут же получать все, что нужно для отдыха. Солнца он не любил. Наверное, поэтому Турция не образовалась, он вообще не любил туризм. Переезжая раз в году с квартиры на квартиру, он прекрасно проживал ощущения тяжести рюкзака на спине и подъема с ним на верхние этажи. Этаж всегда оказывался седьмым без лифта по черной лестнице, зато в центре. Хату он выбирал придирчиво.