Война «невидимок». Последняя схватка
Шрифт:
Матросы разобрали винтовки. Вооруженный взвод построился. Витема приказал:
— Мейнеш!
— Да, капитан.
— Вон тот и тот, — Витема ткнул сигарой в сторону первых попавшихся норвежцев, — шаг вперед!
Норвежцы вышли из круга.
— Боцман, прикажи принести мешки с углем.
— Да, капитан.
Мейнеш пошел выполнять приказание.
Когда мешки с углем лежали на палубе, Витема сказал:
— Связать им руки! — Двое матросов выполнили его приказание. — Так. Теперь привяжите каждого одной ногой
Норвежцы испуганно отпрянули, но в их спины уперлись штыки караула. Матросы накинули на ноги пленников веревки.
Среди норвежцев раздались крики возмущения. Они пытались прорвать оцепление. В освещенный круг ворвался Житков.
— Я не позволю! — крикнул он, бросаясь к матросам, связывавшим норвежцев.
— Мейнеш! — Больше Витема ничего не сказал, но боцман был уже рядом с Житковым и сгреб его в объятия.
— За борт их! — крикнул Витема. — Направьте свет так, чтобы всем было видно.
Норвежцы бросились на помощь товарищам. Их встретил град ударов прикладами. Грянул выстрел, другой, третий. Немцы подняли двух привязанных к мешкам пленников и перебросили через борт. Вопль ужаса вырвался из группы норвежцев. Один из них прыгнул на помощь тонувшим. Но выстрел из винтовки помешал ему подплыть к ним, и третье тело исчезло в волнах, озаряемых ярким светом прожектора.
Мертвая тишина наступила на палубе «Черного орла». Витема повернулся и медленно пошел к рубке. Мейнеш приступил к распределению норвежцев по кубрикам. Их гнали штыками, ударами прикладов.
Старый Глан исподлобья наблюдал за боцманом. Адмирал был последним, к кому подошел Мейнеш. Боцман сел около него на корточки и достал трубку.
— Можете погасить свет, — крикнул он матросам.
Яркий свет, заливавший шканцы, погас. Через несколько минут на палубе воцарилась тишина. Над головами двух стариков, молча сидевших рядом в темноте, поскрипывал такелаж.
— Ну что же, Ивар? — проговорил боцман. — Вот мы и встретились.
— Поди-ка ты к дьяволу, старый пес! — пробормотал Глан. — Уйди, или я придушу тебя…
— Перестань упрямиться, Ивар. Говорю тебе как друг: посоветуй молодежи работать. Нам нужны люди…
— У тебя язык без костей, — ответил Глан. — А мой не поворачивается для таких предложений…
— Ну, вот что я скажу тебе в последний раз… — начал было Мейнеш, но в этот момент распахнулась дверь рубки и Витема негромко позвал:
— Эй, Мейнеш!
— Да, капитан! — откликнулся Мейнеш и, шаркая тяжелыми сапогами, пошел к мостику.
Глан слышал, как стучали его каблуки о медную оковку трапа. В светлом квадрате двери еще некоторое время вырисовывалась худая фигура Витемы. Когда Мейнеш поднялся к нему, капитан притворил дверь. Он сказал так тихо, что никто, кроме Мейнеша, не мог его слышать:
— Где эта старая треска — Глан?
— На палубе, сударь, — понижая голос, в тон Витеме, ответил Мейнеш. — Я думаю, куда его поместить, чтобы вам удобно было заниматься его лечением…
Витема рассмеялся. Он приблизил губы к самому уху боцмана и что-то прошептал. Потом немного громче закончил:
— Смотри же, чтобы ни один норвежец не пронюхал об этом… Лучше всего проделай это без помощи матросов. У тебя еще хватит силы справиться с раненым?
Мейнеш только крякнул. Рука Витемы легла на его плечо.
— Возьмешь пару колосников и конец покрепче. Пятнадцать минут на то, чтобы этой старой падали не было на «Марте». Понял?
— Да, капитан.
Голос Мейнеша звучал еще более хрипло, чем обычно.
— Скажешь моему буфетчику, чтобы выдал тебе бутылку коньяку.
— Предпочитаю голландский джин, капитан.
— Я всегда завидовал твоим нервам. Ну, иди…
Мелькнул освещенный квадрат отворенной двери, и Витема скрылся в рубке. Мейнеш не спеша спустился на палубу.
Сначала он было направился к неподвижно сидящему Глану, но потом повернул в другую сторону. Долго возился у ящика с такелажным имуществом. Звонко прозвучал удар топора, обрубающего трос. Мейнеш мурлыкал что-то себе под нос.
…Ровно через пятнадцать минут послышался осторожный стук в дверь капитанской каюты.
Витема оторвался от книги.
— Да!..
В каюту на цыпочках вошел Мейнеш и вытянулся у двери. Витема вопросительно поглядел на него. По-видимому, взгляд боцмана сказал ему больше, чем могли бы сказать слова. Витема подошел к столику около койки и, налив из стоящей там бутылки стакан коньяку, протянул Мейнешу. Тот крякнул и медленно выцедил золотистую жидкость.
Пленные проявляют покорность
Вечером, когда Найденов уже лежал в койке, караульный матрос втолкнул к нему в каюту Йенсена.
— Здесь ты и будешь помещаться, — сказал матрос.
Даже тут, снова увидев друг друга, ни Найденов, ни Йенсен не подали вида, что знакомы.
— Кто разрешил поместить его ко мне? — сердито спросил Найденов.
— Боцман Мейнеш, — последовал ответ матроса.
И лишь когда корабль погрузился в сон, Найденов и Йенсен шепотом рассказали друг другу обо всем, что произошло с ними со времени расставания.
— …И вот, — закончил свой рассказ Нордаль, — случилось худшее: нам предстоит путешествие в Германию. Я не верю тому, что нас выкинут за борт!
Найденов покачал головой.
— Вы плохо знаете Витему. Жизнь обеспечена лишь тем, кто согласится работать в его команде.
— Никто не согласится покупать жизнь ценой позора!
— Вы чертовски легко примиряетесь с наиболее простыми вариантами, — рассердился Найденов.
В голосе Нордаля послышалась усталость:
— Что касается меня, то я не вижу отсюда другого пути, как только… за борт вниз головой.