Война после войны. пропавшие без вести
Шрифт:
– Не горячись, парень, – сказал Энгус. – Выстрелишь разок, а потом что? Да и зачем стрелять? На нас доспехи, так просто не пробьешь.
Катрин стиснула зубы. Энгус делал ошибку. Любая кольчуга выстрел в упор не выдержит. И потом, кольчуги были не на всех.
– Зачем стрелять? Нам разойтись нужно целыми и здоровыми… – ласково сказала Катрин. Но было уже поздно.
Наконечник стрелы теперь смотрел только на вызывающе легко одетую Блоод.
– На ней железа нету, – взвизгнул гаденыш. – Убью шлюху вашу! – К сожалению, сопляк был слишком
– Ты, парень, о чем думаешь? Тебе живым остаться нужно, – успокаивающе улыбаясь, Энгус шагнул ближе к крысенышу. – Поговорим как бойцы…
– Не двигайся! Я стрельну!
– Зачем стрелять, лучше мы уйдем… – от страха за голую Блоод у Катрин похолодела спина.
– Молчи, сука! – взвизгнул мальчишка.
В этот момент гигант с распоротым живот издал страдальческий стон, и нервы сопляка не выдержали – он дернулся, арбалет щелкнул…
Ланон-ши непонятно как оказалась присевшей на четвереньки. Неизвестно, смогла бы она увернуться от выстрела, поскольку стрела нашла цель чуть раньше, когда Энгус рванулся заслонить собой желтокожую возлюбленную…
Катрин прыгнула в угол – рукоять кукри опустилась на голову юного бандита. В ярости шпионка врезала оглушенному стрелку еще и ногой.
Энгус крутился на месте, мыча от боли. Короткий «болт» прошел навылет чуть ниже короткого рукава кольчуги. Локтевой сустав остался не задет, но кровь часто закапала на пол…
Катрин обернулась на тонкий, едва различимый звук. Скулила Блоод. Она так и стояла на коленях. Ставшие огромными глаза в ужасе смотрели на подстреленного друга.
– Цыц! – заорала Катрин, не в силах выносить ввинчивающийся в мозг скулеж. – Опомнись! Энгус явно будет жить. По крайней мере, если ты заткнешься и выведешь его из этого смрада.
Блоод немедленно замолкла, подхватила парня под здоровую руку, повела к двери. В наступившей тишине Катрин показалось, что она разом оглохла. Ни фига себе ультравизги. Превозмогая желание поковыряться в ушах, шпионка подобрала глефу. Кинула взгляд на тела. Опасаться было нечего: двое доживают последние мгновения, сопляк очнется не скоро. Девушка поспешила наружу…
Блоод смотрела умоляюще. Зато вместо подруги шипел Энгус:
– Чего вы? Ничего страшного. Все равно как зуб болит.
Катрин сдернула с головы косынку, в два счета перетянула жгутом руку парня выше раны.
– У меня не болели. Зубы, – прошептала Блоод. Она с облегчением смотрела, как иссякает кровавый ручеек.
– У меня, собственно, тоже, – озабоченно пробормотала Катрин. – Найди в мешке флягу с джином и чистую ткань. Я сейчас…
Перебегая вдоль частокола, Катрин заглядывала в щели. Ага, вот. Понятное дело, слишком далеко деловым гостям лошадей оставлять было лень. Рядом с конями скучает старый знакомый.
Давешний хуторянин нетерпеливо поглядывал в сторону усадьбы. Бандитские лошади уныло топтались, привязанные в редких кустах.
Не
Прислоненная к стене старая жердь ненадежно хрустнула, но помогла девушке перебраться через частокол. Совершив несложный обходной маневр, Катрин зашла разбойнику в спину. Мужик упорно следил за домом и обеспокоился только, когда лошади зафыркали. Когда он обернулся, Катрин холодно улыбнулась:
– Здорово, хозяин. Свининку привез? Нет? Что-то не задался у тебя день…
Разбойник едва успел положить руку на топор за поясом, как тупой конец древка глефы врезался ему между ног. Пока мужик стоял на коленях и пытался втянуть в себя воздух, коварная шпионка освободила его от оружия. Вообще-то реабилитационный период затягивать было незачем.
– Встаешь и идешь во двор. Или я тебя здесь оставлю. Только мятые яйца на память вырублю.
Бандит ковылял впереди. Вязать ему руки Катрин не собиралась. Пусть только попробует драпануть…
…Узкий язык Блоод слизывал капли крови, сочащиеся из-под неумело наложенной повязки. Расслабленный чудесной анестезией Энгус блаженно раскинулся на сене.
– Джином дырку залила?
Блоод кивнула. Кажется, ее щеки были влажны.
Катрин отвесила пинка пленному толстяку:
– Пшел в дом…
…Бандит, задыхаясь, таскал трупы. Тела хозяев уложил в доме, соратников по промыслу выволок за ворота. Так и не пришедшему в себя мальчишке-арбалетчику скрутил руки и оставил у крыльца. Попыток ухватить оружие плешивый пленник не предпринимал, тупо повиновался коротким приказам.
Катрин, с трудом удерживая позывы рвоты, позволила невольному санитару покинуть смрад дома. Заставила перетащить побитых дружков в кусты подальше от двора.
– Обыскивать будем? – прохрипел добросовестный помощник.
– Нет, не будем, – лаконично ответила Катрин.
Разбойник перевел взгляд на глефу в ее руках:
– Со мной-то что будет? Меня убивать нельзя.
– Ясное дело, – кивнула Катрин. – Как же тебя, такого красавца, и вдруг железом? Это ж только детишек резать можно.
– Это не я. Это Груздь. – Плешивый разбойник быстро указал на тело здоровенного мужика – с гроздьями растянувшихся по траве кишок, тот выглядел как-то неубедительно. Уже жужжали мухи.
– Что-то он молчит. Видать, из скромности? Или ты врать вздумал?
– Королевский суд разберется, – почти угрожающе заявил пленник. – Мне скрывать нечего. Суд Короны суров, но справедлив. Это все знают. Корона Ворона великой мудростью славна. Невинных всегда отпускают, а я здесь случайно проезжал.
– Просто мимо погулять шел? Я в этом не сомневалась. Счастливейшая страна. Все честные, доброжелательные, гостеприимные. Жаль, что я не местная. По поводу детей больше ничего не скажешь? Перед смертью?
– Меня нельзя… – Сукин сын наконец начал бледнеть. – Нету такого закона.