Война с Ганнибалом

Ливий Тит

Вот что расчистило Гасдрубалу дорогу через Альпы. Но весь – неожиданный даже для себя – выигрыш во времени он потерял у стен Плацентии. Он решил, что легко возьмет штурмом этот город на равнине, а разрушив его, приведет в трепет остальные римские колонии в Галлии. Штурм, однако же, не удался, и Гасдрубал начал правильную осаду, которая не только его задержала надолго, но остановила и Ганнибала, уже готового выйти с зимних квартир. Ганнибал подумал о том, какое нескорое дело осада городов, а главное – как безуспешно осаждал ту же колонию он сам после победы при Требии.

Когда консулы выступили из Рима двумя разными дорогами, словно на две разные войны, тревога сжала сердца римлян: будут ли боги настолько благосклонны к

их городу, чтобы даровать ему две победы в одно время? До сих пор успех всегда уравновешивался неудачей, а неудача – успехом: в Италии кровавые разгромы при Тразименском озере и при Каннах – зато счастливые события в Испании, гибель в Испании двух замечательных полководцев и двух армий – зато милости судьбы в Италии и Сицилии. А теперь Рим окружен: с юга грозит Ганнибал, с севера Гасдрубал, и стоит одному из них взять в сражении верх, как он тут же удвоит силы другого.

С такими-то тяжелыми и тревожными чувствами провожали римляне своих консулов, один из которых был все еще полон гнева против сограждан.

Сохранился рассказ, что когда Квинт Фабий Максим, расставаясь с Ливием, в последний раз просил его не торопиться с битвою, но сперва выяснить характер и повадку врага, тот отвечал:

– Нет, я дам бой Гасдрубалу сразу же, как только с ним повстречаюсь.

А когда Фабий осведомился, к чему такая поспешность, Ливий сказал с ожесточением:

– Я буду в прибыли в любом случае: победа над врагом даст мне громкую славу, а поражение сограждан – злую и, может быть, бесчестную, но поистине заслуженную радость!

Ганнибал слабеет: битва у Грумента.

Ганнибал находился в Бруттии: он собирал войско, выводя солдат с зимних квартир. Консул Клавдий с сорока тысячами пехоты и двумя с половиною тысячами конницы задержался у Венусии, выжидая. Закончив все приготовления, пуниец направился в Луканию, чтобы вернуть под свою власть города, снова отошедшие к римлянам. Он остановился у Грумёнта, и туда же подошел римский консул.

Неприятельские лагери стояли не больше чем в двух километрах один от другого, разделенные открытым полем. Слева от карфагенян (и, стало быть, от римлян направо) поднимались холмы, по-видимому, совершенно непригодные для засады – нагие, без единого дерева, без пещер и расселин. Первые дни все ограничивалось незначительными стычками пехотинцев с передовых постов, но было ясно, что Ганнибал согласен и на большое сражение, лишь бы вырваться из этих мест, а Гай Клавдий Нерон приложит все усилия, чтобы его не выпустить.

Подражая врагу, консул решился на хитрую уловку: пять союзнических когорт с пятью манипулами легионеров в придачу [88] получают приказ ночью скрытно пересечь гряду холмов и засесть на противоположном склоне. На рассвете Гай Клавдий вывел и построил к бою всю свою пехоту и конницу. Немного спустя поднял сигнал битвы и Ганнибал. В карфагенском лагере зазвучали крики воинов, спешивших к оружию, и все наперебой мчались к воротам и дальше, в поле, навстречу неприятелю. Видя этот беспорядок, консул велит коннице одного из легионов ударить на пунийцев со всею возможною стремительностью.

88

То есть всего около 3 тысяч воинов.

– Они разбрелись, словно овцы, – сказал Клавдий, – и вы сомнете и размечете их в один миг!

Ганнибал не успел еще выйти из лагеря, как услышал шум сражения. Самых горячих, которые забежали дальше остальных, уже гнала назад римская конница. Вступила в бой и пехота – легионеры и союзники. Пунийцы отбивались как придется, каждый в одиночку. Но битва разрасталась – из лагеря подходили всё новые бойцы, – и опытность Ганнибала в военном искусстве помогла бы ему построить своих даже в этих отчаянных обстоятельствах,

если бы не римская засада. Когда на гребне, а потом на склонах холмов показались римские пехотинцы, пунийцы, страшась, как бы их не отрезали от лагеря, ринулись назад все до последнего. Но всадники врага были у них на плечах, а пехотинцы, спустившись по отлогому склону с такою же легкостью, как по мощеной дороге, врезались и врубились в открытый, ничем не защищенный фланг. Только близость лагерного вала спасла карфагенян от поголовного истребления. Убитыми они потеряли свыше восьми тысяч, пленных было захвачено семьсот, военных знамен – девять. Слоны в этом внезапном и таком коротком сражении не пригодились – четверых римляне убили, двух взяли живьем.

У победителей погибло около пятисот солдат.

На другой день пунийцы остались в лагере, а римляне снова выстроились в боевой порядок. Удостоверившись, что Ганнибал вызова не принимает, они стали обирать доспехи с павших врагов и хоронить своих. Потом несколько дней подряд Клавдий подходил к неприятельским воротам так близко, что казалось, вот-вот вломится в самый лагерь. На-хонец, в третью стражу ночи, Ганнибал потихоньку ускользнул. В ближней к противнику половине лагеря он приказал развести частые костры, оставил палатки и небольшой отряд нумидийцев, которые громко переговаривались, расхаживая, вдоль вала и у ворот. С первыми лучами зари нумидийцы вскочили на коней и ускакали. Тогда Клавдий, дивясь неожиданно наступившей тишине, послал двух всадников на разведку, и они донесли, что враг исчез.

Консул отдал солдатам карфагенский лагерь на разграбление, а назавтра двинулся по следам Ганнибала, настолько отчетливым, что сомневаться в выборе пути было невозможно, и настиг пунийцев у Венусии. Там произошла еще одна битва, такая же беспорядочная, как предыдущая, и Ганнибал снова отступил, а Клавдий снова двинулся за ним следом.

Прыжок из Апулии в Умбрию.

Между тем Гасдрубал, отказавшись от осады Плацентии, направился вдоль Апеннинских гор к юго-востоку, а к брату послал шестерых всадников – двух нумидийцев и четверых галлов – с письмом, приглашая его встретиться и соединиться в Умбрии. Гонцы благополучно проехали всю Италию, но вблизи Метапонта, где, по слухам, надо было искать Ганнибала, заблудились, и дорога вывела их к Таренту. Здесь, в полях, они натолкнулись на римских солдат, которые собирали корм для лошадей, и попали на допрос к бывшему претору Квинту Клавдию, командовавшему войсками в Калабрии. Сперва они отвечали неопределенно и уклончиво, но, когда увидели орудия пытки, открыли, что везут письмо Ганнибалу. Не распечатывая письма, Квинт Клавдий тут же распорядился доставить его вместе с вражескими всадниками к консулу Гаю Клавдию Нерону, в Апулию.

Узнав содержание письма и допросив пленных, Клавдий решил, что нельзя продолжать войну по-прежнему – каждому консулу в своей провинции, своими силами, против того противника, которого назначил ему сенат. Надо отважиться на поступок, совершенно непредвиденный, который вначале, правда, внушит римлянам не меньший ужас, чем пунийцам, зато впоследствии, если все завершится хорошо, превратит ужас в безмерное ликование. И он извещает сенат о своем плане – соединиться с Ливием и вдвоем разгромить Гасдрубала прежде, чем тот соединится с братом.

По всей дороге в Умбрию поскакали нарочные, предупреждая, чтобы держали наготове пищу и припасы для воинов, а также запряженные повозки для тех, кто устанет и не сумеет продолжать путь пешком. Из всего войска – из легионов и союзнических отрядов – Гай Клавдий отобрал шесть тысяч пехотинцев и тысячу конников, воинов самых храбрых, самых крепких и самых опытных. Им было объявлено, что консул хочет захватить ближний город в Лукании, выбив оттуда карфагенский гарнизон. Начальство в лагере Клавдий передал своему легату Квинту Катию и ночью выступил.