Война (сборник)
Шрифт:
«Катус» действительно оказался респектабельным и дорогим магазином, Обнорского там уже ждали. Не успел Андрей войти, как к нему подскочил высокий молодой приказчик и вежливо пригласил пройти за прилавки. Там по винтовой лестнице Обнорский спустился вниз и оказался в уютно обставленном подвальном помещении, где его уже ждал Сандибад. Они обнялись и долго не размыкали объятий, словно компенсируя теплотой приветствия суматошность и некоторую натянутость ночной встречи. Потом палестинец пригласил Андрея за стол, на котором уже дымились чашки с кофе.
Минут двадцать они рассказывали друг другу, чем занимались в прошедшие
Наконец Андрей не выдержал и спросил:
– О каком деле ты хотел поговорить со мной?
Сандибад долго молчал, потом взял со стола пачку «Ротманса», достал сигарету и прикурил от массивной золотой зажигалки:
– Помнишь, я показывал тебе в Адене одну фотографию, где два человека разговаривают на пляже Арусат эль-Бахр?
– Конечно, помню, – кивнул Обнорский, сразу мрачнея. Разве он мог забыть тот снимок, на котором были запечатлены майор Мансур и капитан Кукаринцев! Эх, если бы тогда поверил до конца Сандибаду…
– Так вот, – продолжал Сандибад, разгоняя рукой сигаретный дым, который красиво выпустил из ноздрей. – Один из тех людей погиб во время боев в Адене, а второй – второй остался жив.
– Мансур жив? – удивился Андрей.
– Нет, – покачал головой Сандибад, – майор Мансур как раз погиб – это я знаю абсолютно точно. Выжил второй.
– Что?! – даже привстал со своего кресла Обнорский. – Ты хочешь сказать, что Кука жив?
– Да, – кивнул Сандибад. – Я хочу сказать, что тот офицер, который работал в Южном Йемене под именем капитана Кукаринцева, – жив.
– Но мне сказали… – попытался возразить Андрей, но Сан-дибад прервал его взмахом руки:
– Да, я знаю. Он действительно был тяжело ранен. И впоследствии даже говорили, что он умер от ран в Москве. Но это не так. Не спрашивай, как мне удалось узнать это, я многого не имею права тебе раскрывать… Дело в том, что я долгие годы искал его, потому что именно на его совести была гибель Мастера и Профессора… Именно он стоял за переадресовкой нашего оружия сторонникам президента Насера в Абьян. Я знал, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду этого капитана живым или не плюну на его могилу. Так вот, повторяю, он – жив.
Наступила долгая пауза, во время которой Обнорский трясущимися пальцами пытался достать сигарету из пачки. Сандибад дал ему прикурить от своей зажигалки, и после первой затяжки Андрей хрипло спросил:
– Где он?
Палестинец усмехнулся и посмотрел Обнорскому прямо в глаза:
– Ты очень удивишься, маленький братец, но сейчас он в Триполи.
– В Триполи? – Андрею показалось, что он ослышался.
– Да, в Триполи, – кивнул Сандибад. – Раньше он прилетал сюда из Союза на несколько дней, а потом возвращался… А теперь находится здесь постоянно. Вот он, смотри…
Сандибад достал из кармана небольшую цветную фотографию, с которой на Андрея глянуло незнакомое лицо. Обнорский недоуменно поднял глаза на палестинца:
– Но это же… Это не Кука, ты ошибся, Сандибад, это какой-то другой человек!
Палестинец покачал головой:
– Нет, Андрей, это именно тот человек, которого ты называешь Кукой. Ему просто сделали пластическую операцию, изменили внешность и имя. Но это – он.
Обнорский повнимательнее вгляделся в снимок – лицо было абсолютно незнакомым. Рот, нос, подбородок, линия бровей не имели ничего общего с чертами лица Кукаринцева. Может быть, только в глазах, во взгляде почудилось что-то знакомое… Нет, это слишком невероятно… Андрей, конечно, слышал об операциях по изменению внешности, точнее, не столько слышал о них, сколько читал в шпионских романах, но сталкиваться с этим в реальной жизни ему не приходилось. Если бы встретил изображенного на фотографии человека на улице – ему и в голову не пришло бы, что это Виктор Вадимович Кукаринцев, тот самый, который пять лет назад в Адене пытался убить Обнорского выстрелами в спину… Но как же тогда его смог узнать Сандибад? Андрей положил снимок на стол и, закусив губу, спросил:
– Откуда ты можешь это знать? Почему ты так уверен?
Сандибад вздохнул и закурил новую сигарету:
– Не обижайся, маленький братец, я уже говорил, что многих деталей не смогу тебе раскрыть. Скажу только одно – чтобы идентифицировать этого человека, было потрачено очень много времени и сил. И денег. Так что придется тебе поверить мне на слово. Если ты вообще мне доверяешь.
На реплику о доверии Обнорский не ответил. Хмурясь и поглаживая левый висок, он продолжал рассматривать лежавший на столе снимок. После долгой паузы Андрей наконец спросил:
– И как его теперь зовут?
– Его зовут сейчас Григорий Демин, он майор, работает в Ливии инспектором от ГИУ [112] . Сейчас он живет на одной из посольских вилл, поэтому ты и не видел его здесь. Вашему генералу он напрямую не подчиняется.
– Понятно… – протянул Обнорский, хотя по-прежнему почти ничего не понимал, объяснения Сандибада добавили загадок больше, чем давали отгадок. – А в чем тебе нужна моя помощь?
Палестинец долго не отвечал, потом встал с кресла и начал расхаживать по комнате, засунув руки в карманы брюк. Наконец он остановился и, повернувшись к Андрею, сказал:
112
ГИУ – Главное инженерное управление МО СССР. Инспекторы ГИУ контролировали некоторые вопросы, связанные с поставками и запуском советской техники в странах, куда она продавалась.
– Видишь ли, маленький братец… Я считаю, что этот человек, которого когда-то звали Кукаринцевым, а теперь зовут Деминым, сделал в своей жизни слишком много плохих дел, чтобы остаться безнаказанным…
– Ты что, хочешь убить его?!
Сандибад прищелкнул языком и качнул головой:
– Убить его издалека я мог бы давно. Но это было бы слишком просто. Тогда он не узнает, откуда к нему пришла смерть, от кого и за что… Нет, я хочу сначала поговорить с ним так, чтобы никто мне не помешал… Вот здесь мне и была бы крайне важна помощь кого-то из советских… А лучшей кандидатуры, чем ты, я не знаю. У тебя ведь, мне кажется, есть свои вопросы к этому человеку…