Война среди осени
Шрифт:
Ни один осажденный город не видел под своими стенами таких полчищ. Палатки и низкие шатры окружали его со всех сторон, ряд за рядом блестела на солнце темная промасленная ткань. Над долиной стлался дым костров, и его пелену не могли полностью рассеять даже ливни. В полях, словно табун лошадей, сгрудились диковинные, похожие на луковицы паровые телеги, на которых гальты возили припасы и вещи, чтобы не нагружать воинов. Городские ворота были открыты. Под арками ползли, извиваясь, кипучие вереницы крошечных человечков. Крепость напоминала дохлую птицу, облепленную муравьями.
Отряд разбил лагерь на почтительном расстоянии от гальтского войска. Синдзя решил пойти в город и разведать обстановку. Он достиг ворот Арена в полдень; всего три ладони спустя охрана уже вела его по коридорам дворца к самому генералу. Синдзя сдал все оружие и даже удавку, которую носил на поясе. Затем его впустили в комнату, где ждал великий полководец. Одно из двух: или Баласару Джайсу казалось мало этого несметного полчища, и для достижения цели он нуждался во всех мечах и кинжалах мира, или Синдзя по каким-то невообразимым причинам представлял для него особый интерес.
В любом случае Синдзе это не нравилось.
Баласар Джайс оказался коротышкой с тусклыми, седеющими на висках русыми волосами. На нем была серая рубаха из тех, которые обычно носили гальтские вожаки. В молодости Синдзя не раз видел такие в бою, когда сражался против гальтов или на их стороне. Этот человек выглядел так, что его можно было принять за кого угодно: крестьянина, матроса с торгового судна или служащего портовой таможни.
— Неподходящая погода для путешествий, — заметил генерал совсем по-дружески, как будто они встретились где-нибудь на постоялом дворе.
Он хорошо говорил на хайятском; акцент скорее приправлял его речь, а не коверкал слова.
— На юге в это время всегда льет, — ответил Синдзя на гальтском. — Иногда бывает холодно, но ведь боги не зря придумали шерсть. По-моему, как раз для такого ненастья. Ну, или в насмешку над овцами.
Генерал улыбнулся. Оказалась ли шутка удачной или ему просто было приятно слышать родной язык, Синдзя не понял, однако вежливую мину сохранил. Они оба знали, зачем он пришел, но только генералу было известно, почему Синдзю принимал он сам, а не какой-нибудь командир пониже рангом. Синдзя решил подождать и посмотреть, что из этого выйдет. Баласар Джайс, по-видимому, угадал его намерение. Он кивнул, подошел к столу и налил два кубка чистейшего перегнанного вина из хрустального кувшина. Нет, не вина. Воды.
— Мне доложили, что хай Мати выслал вас из города, — сказал генерал по-гальтски, передавая кубок Синдзе.
Это была неправда. Синдзя сказал, что они просто прибыли из Мати. Наверное, его не так поняли. Он пожал плечами. Обсуждать недоразумения было еще рановато.
— Все верно. Очень уж тихое местечко попалось. Парням наскучило сидеть без дела, вот и побуянили немного. Знаете, как бывает.
Баласар рассмеялся вполголоса. Смех был теплый, и Синдзя вдруг понял, что генерал ему нравится. Баласар кивнул в сторону кушетки, рядом с которой стояла жаровня. Синдзя поклонился и сел, а генерал без лишних церемоний устроился на краю стола.
— Вы расстались миром?
— Город поджигать не стали, если вы об этом.
— Есть у вас какие-то обязательства перед ним? Или вы теперь сами по себе?
На самом деле каждая серебряная монета, которую получил бы Синдзя, перешла бы в казну Мати. Отряд был не свободнее гальтской армии, стоявшей у крепостных стен. Однако в голосе и взгляде генерала проскользнуло что-то такое, от чего Синдзе почудилось, что речь шла совсем не о свободе и преданности.
— Мы служим тому, кто нам платит.
— А если кто-то предложит цену повыше? Без обид, но верность наемника продается и покупается.
— Мы должны довести до конца соглашение, — сказал Синдзя. — Я не первый год в деле и знаю, что бывает с теми, кто меняет союзников посреди боя. Однако не стану врать, парни у меня по большей части зеленые. Сражений повидали маловато.
Другими словами, балбесы не знают, с какой стороны браться за меч. А генерал отмахнулся. Очень интересно! Его не занимает их боевой опыт. Значит, он либо пошлет их впереди войска, чтобы они приняли на себя вражеские копья и стрелы — и эта роль едва ли требует переговоров с генералом, — либо задумал что-то еще, о чем Синдзя пока не догадался.
— Сколько людей в отряде говорит по-гальтски?
— Треть, — соврал Синдзя, придумав число на ходу.
— Они могут мне понадобиться. Насколько они вам верны?
— А сколько верности нужно?
Генерал улыбнулся, но в глазах у него мелькнула грусть. В библиотеке стало тихо. Синдзя чувствовал, что гальт обдумывает какое-то решение, но не мог понять, какое.
— Столько, чтобы пойти против своих. Не в бою, нет. Я хочу сделать из них переводчиков и соглядатаев. А еще хочу, чтобы вы рассказали мне все, что знаете о зимних городах.
Синдзя понимающе улыбнулся, чтобы скрыть лихорадочную скачку мыслей. Джайс не поведет войска на север. Он пойдет на восток, в города Хайема, а за ним — чуть ли не все мужчины Гальта, способные держать в руках меч. Синдзя хмыкнул, стараясь не показать свой страх.
— Мои ребята свернут, куда им прикажут, если приказывает победитель, — сказал Синдзя. — Рассчитываете им стать?
— Да, — ответил генерал, и железная уверенность, с которой он это сказал, показалась более убедительной, чем любые доводы.
Если бы он хотел уговорить сам себя, то произнес бы целую речь: почему его безумный план сработает, как воины одолеют андатов и далее в том же духе. Но Баласар не сомневался.
На протяжении целых пяти вдохов он преспокойно попивал воду.
— Над чем задумались? — наконец спросил он.
— Вы умный человек, — ответил Синдзя. — Поэтому либо сошли с ума, либо знаете что-то такое, чего не я знаю. Никто не может победить Хайем.
— Никто не справится с андатами?