Война в Средние века
Шрифт:
Само собой разумеется, что реальность была совершенно иной и что на практике от такой модели общественного устройства часто отступали. Обратимся к обзору этих «отступлений» сначала на уровне социальных, а затем и политических структур.
1. МАРГИНАЛЫ И ИХ УЧАСТИЕ В БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЯХ
Изучение социального состава армий, в самом широком смысле слова, должно быть направлено на выяснение нескольких моментов.
1. Место деклассированных и маргинальных элементов с точки зрения как иерархии (от скромного военного слуги до главнокомандующего), так и военной специализации (кавалеристы, стрелки и пехотинцы, пионеры и др.). Насколько неимущие, бродяги, нищие отстранялись от военных сообществ? Каково было значение бастардов знати [595] , особенно в позднее Средневековье? По-видимому, в английских походах XIV в. во Францию количество людей, стоящих вне закона, но за свою службу получивших от короля помилование, было довольно большим: в 1339-1340 гг. было даровано по меньшей мере 850 грамот помилования участвовавшим в боевых действиях; в 1346-1347 гг. – несколько сотен грамот (за кампании в Шотландии, Северной Франции и Гаскони); после Пуатье (1356 г.) – около 140грамот; в 1360-1361 гг. – 260 грамот. «В большинстве английских армий этого периода людей, стоящих вне закона, насчитывалось, вероятно, от 2 до 12%» [596] .
595
Очерк об армиях французских королей см.: Contamine Ph. Guerre, Etat et societe... (457).
596
Hewitt H. J. The Organization of War under Edward III... (408). P. 30.
597
Anonimalle Chronicle 1333-81. / Ed. V. H. Galbraith. Manchester, 1927. P. 63.
598
Registre criminel du Chatelet de Paris. / Ed. H. Duples-Agier. Paris, 1864. Vol. II. P. 165 et s.
2. Географическое происхождение воинов с обязательным различением тех, кто прибыл (часто издалека) по королевскому или сеньориальному призыву, которому они обязаны повиноваться, и тех, кого можно охарактеризовать как настоящих военных кочевников, оторвавшихся от своих корней и служивших в смешанных, разнородных формированиях, где соседствовали все народы и языки, даже если это были очень небольшие отряды в 10 или 20 человек. В этом отношении можно сопоставить две модели:
а) модель, представленную военными экспедициями горожан Брюгге и Гента в начале Столетней войны, которые совершались на небольшое расстояние и состояли исключительно из местных жителей [599] .
599
Verbruggen J. F. Het Gemeenteleger van Brugge van 1338 tot 1340 en de Namen van de weerbare Mannen. Bruxelles, 1962.
б) модель, о которой дает представление список наемников, которым папа Григорий XI поручил оборону Авиньона в марте 1373 г.: примерно 77 человек были выходцами из епархий Авиньона, Лиможа, Версейля, Майорки, Вивье, Юзеса, Риеза, Сен-Флура, Пьяченцы, Тюля, Нима, Манда, Турина, Ди, Клермона, Арля, Кремоны, Ареццо, Кавайона, Экса, Болоньи, Кортоны, Камбре, Кагора, Безансона, а также из Савойи, Арагона, Сицилии и Пьемонта [600] .
600
Michel R. La defense d’Avignon sous Urbain V et Gregoire XI. (471).
3. Участие в войнах людей, которые более или менее формально должны были быть отстранены от этого: рабы (в раннее Средневековье), сервы (их, например, не касалась Военная ассиза Генриха II Плантагенета, как и более позднее законодательство до середины XIII в.), клирики и монахи. Среди последних нужно различать: раздатчиков милостыни и капелланов, которые обычно состояли при войсках; часто их присутствие специально оговаривалось (например, императорский указ 1431 г., изданный во время крестового похода против гуситов, требовал содержать в каждом войсковом соединении четверых или пятерых священников, «чтобы учить и наставлять людей, как следует держаться и бороться за святую веру»), клириков, обладающих светской властью (епископы и аббаты) и участвующих в оборонительных операциях, и, наконец, тех, кто в пренебрежение к каноническому праву и неоднократно повторявшимся запретам и осуждениям церковных властей, забыв о священных обетах и своей тонзуре, вступил в армию в качестве простых воинов. Впрочем, действия таких священников далеко не всегда осуждались общественным мнением. Фруассар говорит о капеллане графа Дугласа, участвовавшем в битве при Оттербене (1388 г.), выражает свое безоговорочное восхищение им: «Он вел себя не как священник, но как доблестный воин; будучи храбрым и преданным графу человеком, он участвовал в атаках и нападениях на англичан и, обрушивая на них удары своего топора, вынуждал их отступить, а затем всю ночь без отдыха преследовал их с топором в руках. По правде говоря, у него были подобающие для этого и тело, и рост, и сила и смелость» [601] . Позднее этот священник был произведен сразу в архидьяконы и каноники. Что касается участия в войнах евреев, то земское право «Саксонского зерцала» освобождает от военной службы, за исключением крайней необходимости, клириков, женщин, пастухов и служителей церкви; но, по мнению его составителя, евреев освобождать не обязательно, на миниатюре одной из рукописей «Саксонского зерцала» (Дрезденская библиотека) изображен набор крестьян в армию, среди них можно отличить (по прическе) еврея, правда, без оружия [602] . На службе Арагонского дома в Сицилии в 1416 г. состоял мастер «Иосиф, бомбардир, еврей».
601
Froissart J. Chroniques. / Ed. A. Mirot. Paris, 1975. Vol. XV. P. 147.
602
Воспроизведено в кн.: Conrad H. Geschichte der deutschen Wehrverfassung. (105).
4. Участие женщин. Они, естественно, сопровождали армию в качестве маркитанток, служанок и проституток («дурных женщин» иногда изгоняли или ограничивали их количество). Но вполне нормально воспринимались и вооруженные «дамы», и «баронессы», тем более что феодальные кутюмы формально предоставляли им право наследования фьефов. Ордерик Виталий в XII в. упоминает Гельвизу, графиню д'Эвре, которая на коне и в рыцарском вооружении участвовала в сражениях, проявляя такой же азарт, как и рыцари в доспехах или солдаты с дротиками. Во время крестовых походов женщины сражались в армиях франков: греческий историк Никифор описывает этих амазонок в мужской одежде, на конях, с копьями и боевыми топорами, которыми предводительствовала «дама в золотых шпорах» – Альенора Аквитанская, сравниваемая с Пенфесилеей [603] .
603
Verdon J. Les sources de l’histoire de la femme en Occident aux Х-ХII siecles. // Cahiers de Civilisation medievale. 1977. N 20. P. 229, Heer F. L’univers du Moyen Age. Paris, 1970. P. 169.
604
Froissart J. Op. cit. / Ed. S. Luce. Paris, 1870. Vol. II. P. 144-146, Paris, 1872. Vol. III. P. 9.
605
Cent cinquante textes sur la guerre de Cent ans dans le bailliage de Cotentin. / Ed. M. Lantier. Caen, 1978. P. 29.
606
Bibl. Nat. Paris, lat. 5696, f. 59, r°.
607
Froissart J. Op. cit. / Ed. Kervyn de Lettenhove. Bruxelles, 1871. Vol. XV. P. 290.
2. МАРГИНАЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ СООБЩЕСТВА И ПОЛИТИКА ВЛАСТЕЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К НИМ
Война – явление политическое, и решение о ее начале исходило сверху, от официальных властей, которые стремились держать ее под своим контролем: объявлять войну, набирать армию и временно или окончательно завершать военные действия в определенный момент. Однако как явление, независимое от государственной власти, как выражение потенциальной воинственности, свойственной в той или иной мере всем средневековым обществам, война затрагивала и низы.
Власти на протяжении долгого времени старались не допускать спонтанных проявлений воинственности, чтобы закрепить за собой монополию на войну, и поэтому боролись против частных войн, объявляли земский мир, запрещали ношение оружия и т. д. Тем не менее, осуществление этого желания наталкивалось на те же препятствия, которые в Средние века вставали между решениями власти и их проведением в жизнь, а также на одно глубокое противоречие: с одной стороны, государства хотели бы покончить с усобицами, ограничить или искоренить широко распространенное насилие, но, с другой стороны, им было выгодно иметь вооруженных подданных, искушенных в военном деле.
Эта относительная беспомощность государств, которую, однако, не следует представлять неизменной во времени и пространстве, особенно очевидно проявлялась в конце войн, когда из-за отсутствия постоянных армий приходилось распускать войска. Обычно легче всего было отпустить по окончании похода, длившегося несколько дней или от силы несколько месяцев, держателей фьефов и отправить домой в свои деревни или города всех пехотинцев, пионеров, ремесленников, которые шли на войну против воли и, не дожидаясь приказа военачальников о демобилизации, дезертировали. Не было также проблем и с небольшими отрядами регулярных сил, составлявших окружение государей или сопровождение высоких военных чинов: их отпускали по очереди, индивидуально, исходя из их желания или намерений начальства. Нелегко да и опасно было избавиться только от тех воинов, которые на протяжении ряда лет сплотились в содружестве и взаимопомощи и перед которыми не было в ближайшем будущем никакой альтернативы войне. Во Франции за последние три или четыре столетия Средних веков подобная ситуация возникала трижды: на рубеже XII-XIII вв., в третьей четверти XIV в. (время «компаний») и после Аррасского договора 1435 г. (время «живодеров»). Как это ни удивительно, но наиболее легким был последний кризис, тогда как первый был самым затяжным и если не самым разорительным в материальном отношении, то, по меньшей мере, самым тяжелым с психологической точки зрения. Его мы и предлагаем вспомнить.
Готье Ман в сочинении «О развлечениях придворных» (De nugis curialium) (ок. 1180 г.) дает страшное в своих подробностях описание этих вышедших из-под контроля наемников: их отряды (лат. ruttae – слово, которое появилось именно тогда, происходит от лат. rumpere и означает небольшой отряд, соединение) представляют собой ужасную еретическую секту, насчитывающую тысячи человек; вооруженные с ног до головы в кожаные и железные доспехи, они грабят, все опустошая, и насилуют, в полный голос крича, подобно безумцу из Писания: «Бога нет»; это люди вне закона, беглые, лжеклирики, родом из Брабанта и потому называемые брабантцами: «Фаланги Левиафана размножились сверх всякой меры и настолько усилились, что, ничего не страшась, живут и рыскают, как враги Бога и народа, по провинциям и королевствам» [608] .
608
Цит. по: Grundmann Н. Rotten und Brabanzonen... (252). Фундаментальный очерк, содержание которого вкратце излагается дальше.
Этих людей называли по-разному: хищники (Жак де Витри предложил, например, игру слов: «разрушители, или грабители» – «ruptores, sive rap-tores»), геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски, триавердинцы, мэнцы, германцы. Их называли также «соломенными» (paiearii): то ли по опознавательному знаку – соломинке на шлеме или шапке, то ли потому, что они обычно поджигали солому [609] . Что касается слова «Cotereaux» («Cotherelli, которые по-народному называются разрушителями», как говорил Ригор), появившегося в источниках с 1127 г., то в отношении его предлагается несколько этимологии: оно могло быть производным от слов «couteau» (нож), «cottier» (бедный крестьянин), «coterie» (т. к. речь идет о некоей организации, секте, церкви, как указывается в некоторых текстах) или «coterel» (в данном случае – короткая кольчуга).
609
Поджоги, пожары были обычным явлением средневековой войны. Одно из постановлений Фридриха Барбароссы (lex pacis in exercitu, 1158) давало командующему армией право решать, стоит ли сжечь тот или иной замок. В XV в. в немецких армиях существовала должность брандмейстера, определяющего размер выкупа, который должен быть уплачен городом, чтобы избежать сожжения. «Верный служитель» хвалит Байара за то, что он предписывал следующее: «Немцы, участвуя во многих войнах, сжигали свои квартиры, когда снимались с мест квартирования, добрый же рыцарь, покидая квартиру, удостоверяется, все ли в порядке, или оставляет охранников для защиты от поджогов. (Histoire du gentil seigneur de Bayart. / Ed. J. Roman. Paris, 1878. P. 425).