Война Владигора
Шрифт:
— Подожди, Разномысл, дело слишком серьезно. И разве у нашего народа нет правила помогать соседям, если те попали в беду? Абдархор, я понимаю, тебе нужен скорый ответ, но скорый ответ — не всегда лучший. Подожди до полудня. Твоим лошадям, да и людям все равно нужен отдых. После полудня получишь ответ. В любом случае знай: без помощи мы вас не оставим. А теперь — отдохните, мои люди проводят вас.
Абдархор и два его молчаливых соратника снова склонились в низком поклоне и вышли.
— Прости, князь, но не дело ты задумал, — заговорил Разномысл, едва затихли шаги посланцев
— Зверочеловеки меня не страшат, — ответил задумчиво князь. — Мало ли кто бродит еще по земле. А вот кто такой этот Черный всадник — надо бы сведать. Уж не рыцарь ли это Триглава?
Не успел договорить князь, как снова застучали по деревянной лестнице сапоги.
— Да что же это?! Или Абдархор что забыл? — проговорил Ждан.
Но вместо Абдархора опять появилась голова Лихослава:
— Снова беспокою тебя, князь. Прибыли послы из Ильмера, от княгини Божаны. Тоже просят срочно принять. Сказали, имеют к тебе важное письмо.
— Пусть поднимутся, — ответил князь. — Да и вы сидите, боюсь, над письмом княгини нам троим придется задуматься, — остановил он уже поднявшихся Ждана и Разномысла.
Послов было двое. Сотника Есипа Владигор сразу узнал, он сопровождал княгиню Божану в Дарсан, другой, помоложе, был похож на воеводу Ермила. «Его сын», — подумал князь и не ошибся.
— Здоров будь, князь! — пробасил здоровяк сотник, широко улыбаясь. — И вы, други, будьте здоровы.
— И вам наш привет, — отозвался князь. — Добрым гостям всегда рады. Что за срочное дело привело вас в Ладор?
— То не дело, то беда наша, — ответил сотник и сразу помрачнел. — Прочти, князь, письмо нашей Божаны, там все сказано.
Он протянул скрученный и перевязанный лентой тонкий пергамент.
Владигор развернул свиток и принялся читать вслух:
— «Другу и брату нашему, князю Синегорья, от княгини Божаны сердечный привет!
Прости, князь, что сразу, без околичностей, пишу о деле. Да и твое время берегу. Дело же у нас вот какое. Не знаю, как твои люди, а моим селянам житья не стало от волкодлаков. Откуда только взялась такая напасть?! Начисто свели несколько селений вместе с жителями и скотинкой. Кто успели, те частоколами огородились, но в одиночку боятся за село выйти. Вой же стоит по ночам такой, что в столице слышно. Что знаешь о подобной напасти в своем княжестве, не беспокоит ли она тебя? Если нет, то слава богам. Но это еще не самое лихо. Страшно то, что никакое мое войско не может с ними сладить, ибо только дружина начнет их теснить, как появляется, словно из-под земли, Черный всадник, его никакой меч не берет, а лучшие мои воины гибнут, словно стебельки под серпом.
Посоветуй, князь, как быть, а то и помощь пришли. Иначе вместо Ильмерского княжества станет у тебя волкодлакское. Сестра и подруга ваша, ильмерская княгиня Божана».
— И тут Черный всадник! — воскликнул Ждан. — Не зря ты сказал, что над этим письмом придется нам призадуматься.
— Много над чем нам надо подумать, — сказал князь. — Как доехали, сотник? В дороге приключений не было?
— Были бы, ежели бы купец Власий не упредил. А не упредил бы, так и сгинули бы у Заморочного леса. На нас там, судя по всему, нежить устроила засаду,
— Какой Власий? — переспросил вдруг староста, даже привстав от неожиданности. — Уж не соляной ли промышленник?
— Он, — согласно кивнул сотник. — Натерпелся, бедняга, весь обоз потерял вместе с охраной.
— Но дочь-то он, конечно, спас? — снова спросил староста, с надеждой глядя на сотника.
— Как бы не так. Похоже, увели ее с собой упыри.
Староста неожиданно обхватил голову руками.
— Снежаночка! Бедная ты моя! — простонал он. — Девочка ты несчастная! Горе какое!
— Невеста его сына, — тихо объяснил Ждан посланникам. — Через неделю собирались свадьбу играть.
— Я и то подумал: уж не родня ли? — так же тихо проговорил сотник.
— Купец где? — спросил Владигор.
— Здесь, внизу. — Сотник с готовностью повернулся к двери. — Позвать?
— Зови, пусть расскажет, что может.
Ильмерский купец Власий поднялся скоро. Ладорский староста как взглянул на него, так обмер:
— Власий! Ты ли это?! Совсем седой!
Не успел купец начать свое печальное повествование, как в который уже раз появился встревоженный начальник стражи:
— Князь, не знаю, что и подумать! Еще одни посланцы прибыли, своими глазами не видел бы, не поверил: все в шкурах, говорят, от владыки угорских племен, и с ними толмач. Тоже требуют, чтобы принял немедля.
— Похоже, что и они скажут нам про Черного всадника, — проговорил Владигор, — такой уж сегодня день.
Люди из-за Рифейских гор прежде не появлялись в Ладоре. Говорили, что их земли больше полугода покрыты снегами, что хлеб и овощи они не растят, а питаются только мясом оленей, с которыми и кочуют от места к месту, словно пустынные жители со своими лошадиными табунами. Совсем недавно посланный к Рифейским горам Ждан заключил с их владыкой торговое соглашение. В согласии с этим договором синегорцы по известным им тропам поднимали наверх глиняную да медную посуду, а угорские купцы оставляли в обмен на горных площадках шкуры зверей. Вот и все, что связывало два соседних народа. Разделяли же их высокие скалистые горы.
Трое посланцев угорского владыки, одетые в меховые штаны и длинные меховые рубахи, подпоясанные ремнями, с бусами из медвежьих зубов на груди, были смуглы и широкоскулы. Едва вошли они, как уселись на пол и, покачиваясь, затянули какую-то заунывную песню.
— О чем они поют? — негромко спросил удивленный Владигор.
— Молят своего бога, чтобы он сделал беседу с тобой удачной, князь, — объяснил Ждан, который был знаком с обычаями угорских людей. — Так делается при встрече с особенно уважаемыми людьми.
Все терпеливо ждали конца песни северных людей. И когда они замолчали, князь обернулся:
— Где же толмач?
— Здравствуй, князь, я и есть толмач, — проговорил человек, одетый в более дешевые шкуры и держащийся чуть позади. — Я синегорец, но некогда потерялся в горах и был подобран людьми из угорского племени. Буду переводить то, что скажет Кеннукут, старший сын великого владыки Эльги.
Толмач негромко сказал несколько слов на незнакомом языке, и сразу тот, что был в белых роскошных мехах, сделал шаг к князю и протянул ему выбеленное оленье ребро, на котором были начертаны какие-то непонятные черные и красные знаки.