Война закончена. Но не для меня
Шрифт:
Дэвид не стал уточнять, махнул рукой и рассмеялся.
– Вы шутите. Не думайте, что все американцы такие уж твердолобые. Очень многие понимают, что наша политкорректность зашла уж слишком далеко. И все равно нам ее навязывают.
– Кто? – в один голос спросили Остап и Удалой.
– Те, кто хочет стать невидимым. Так легче жить.
– А что значит «невидимым»? – спросил я.
– Ну, это… это тот, чьи особенности трудно скрыть. Например, чернокожие. Они считают, что чернокожих в Америке недолюбливают, но пытаются устранить не причину этой нелюбви, а внешний признак. Или гомосексуалисты. Теперь вот приемные родители требуют отменить слова «мама» и «папа». Меня, если честно, это глубоко оскорбило!
– У вас есть жена… ой, простите… есть семейный партнер? – спросил Удалой.
– Перестаньте говорить со мной, как с идиотом, – беззлобно ответил Дэвид. – У меня есть невеста. Она живет в Мичигане и, надеюсь, скоро станет моей женой.
Смола, не принимающий участия в этой увлекательной беседе, выудил из вороха сена соломинку, аккуратно проткнул ею пакет. Осторожно наклонив его, он через соломинку наполнил до половины пустую банку из-под каши. В результате этой операции не было пролито ни единой капли.
Первым традиционно пил я. Не могу сказать, что выпивать нам с парнями приходилось часто. Пьянки, в отличие от боевых операций, по пальцам пересчитать можно было. У меня на даче хорошо гуляли, когда мне тридцать пять стукнуло. В ледяной пещере баварских Альп как-то крепко напились. На судне «Академик Курпатов» оттянулись по полной, вылакав семь бутылок гавайского рома… Ну, еще пару-тройку раз посидели за столом в нормальных, человеческих условиях. Вот, собственно, и все.
Я поднял тост за слово офицера. Дэвид прокомментировал: «Да, это прекрасный тост!» Смола по-русски прокомментировал его комментарий: «Ну-ну, посмотрим!» Я выпил и сделал Смоле знак, чтобы следующим пил Дэвид.
Лейтенант, как оказалось, этот напиток пробовал впервые. Некоторое время он рассматривал содержимое консервной банки, затем осторожно поднес к лицу и втянул носом воздух.
– Что это? – спросил он.
– Виски! – язвительно произнес Смола.
– Концентрированная верблюжья моча, – выдал свое сравнение Остап.
– Объект исламского грехопадения… – вставил Удалой.
– И просто русского падения, – подвел итог я. – А вообще-то это шароп, афганская самогонка. В просторечье – кишмишовка. Пей, не умрешь.
Дэвид сначала намочил лишь губы, пробуя пойло на вкус. Потом сделал небольшой глоток. Замер, прислушался к ощущениям. Ему с трудом удалось сдержать гримасу отвращения.
– Я хочу выпить за наш союз, – сказал он, немного волнуясь, отчего голос его дрожал. – За священное воинское братство. Американцы и русские никогда не были врагами, никогда не воевали друг против друга. И то, что вы – самые лучшие в мире союзники и друзья, убеждаюсь снова. Теперь я всегда буду знать, что русские – это честные и искренние друзья…
Он отпил. Стиснув губы, терпел, когда шароп струился по его пищеводу в желудок.
– Очень смелый тост, – сказал Остап. – Но…
Он обвел нас взглядом, ожидая, что мы поможем ему подобрать точные слова.
– Но гармонии нет, – пришел на помощь Удалой.
– Точно, нет гармонии, – согласился Остап.
– Почему? – как-то по-ребячьи, наивно, удивился Дэвид.
– А потому, – вдруг жестко, со злым упрямством ответил Смола, – что мы с тобой нечестны и неискренни. И завтрашний день покажет, какие мы тебе друзья.
ГЛАВА 26
Воцарилось недолгое молчание. Первым тишину нарушил Дэвид. Глядя в кружку, он не без усилий произнес:
– Я теперь даже не знаю, допивать или нет…
– Конечно, допивай, – посоветовал я. – Это, может быть, поможет тебе понять нас.
– Да я, в общем-то, все понял…
– Нет, не все, – возразил я. – Нам бы хотелось, чтобы ты понял главное: для нас слова – это не просто звуки. А тост для нас – это вообще почти клятва.
– И что же я такого сказал… негармоничного?
– Ты назвал нас друзьями, Дэвид.
– Это оскорбление?
– Нет, но это не соответствует действительности. В русском варианте это слово имеет не такое значение, как в английском. В английском оно помогает создать комфорт в общении. Американцы могут назвать другом совершенно незнакомого человека. А мы – только проверенного.
– Годами и пулями, – уточнил Удалой.
– Ты с нами должен цистерну водяры выжрать, чтобы мы стали друзьями, – доступно объяснил Остап. – А ты пока только язык прополоскал.
– Извините, – смутился Дэвид и допил содержимое банки до дня.
– Будем считать, что первый шаг сделан, – со скрытой угрозой произнес Смола. – Боюсь, что он же – последний.
– Я дал вам повод негативно относиться ко мне? – спросил Дэвид, опуская банку на пол.
– Ты у нас один большой сплошной повод, – громко сопя, ответил Остап. Он воткнул самодельную деревянную лопатку в банку с кашей, поддел комок и отправил его в рот.
– Головная боль, – подобрал синоним Удалой.
– Сплошной гемор, – более жестко высказался Смола.
Мои парни начали выпускать пар. Я не стал им мешать. Пусть выговорятся.
– Постойте, постойте! – махнул рукой Дэвид. – Давайте говорить открыто. Что вас напрягает?
– Вопросы, – ответил Смола. – Ответы на которые мы получим только завтра.
– Может быть, я попытаюсь ответить на них сейчас?
– Что ж, попытайся, – согласился Смола. – Вот наступило завтра. Ты привел нас к складу с героином. Центр сосредоточения зла. Отхожее место сатаны. Бункер, в котором хранится оружие массового поражения. И что ты будешь делать дальше?