Война закончена. Но не для меня
Шрифт:
– Ричард Миллер! Майкл Дэвис! Патрик Джонс… – продолжало нестись из громкоговорителя, и сизый конус света шарил по мрачным руинам.
Смола, очень недовольный тем, что ему не дали свести счеты с лейтенантом, нахмурился и встал у окна. Остап залил костер остатками воды и вместе с Удалым занял позицию у двери.
– Ты меня обманул, Эндрю… – ставшим вдруг слабым и сиплым голосом произнес лейтенант. – Ты обещал отправить моих солдат на базу… двух раненых парней… совершенно беззащитных ребят… Это кощунственно… Чем они вам мешали?
Вместо ответа я выхватил из-за пояса пистолет и направил его прямо в лоб Дэвиду. А чтобы он понял, что мои намерения прозрачны и прямы, оттянул курок в боевое положение.
ГЛАВА 28
– Эндрю! – неровным голосом произнес лейтенант, глядя в черный зрачок ствола. – Что это… значит? Теперь ты собираешься убить и меня?
– Когда между людьми пропадает доверие, – пояснил я, – они начинают использовать друг друга в корыстных целях. Что я со свойственным мне кощунством и делаю. Даю слово русского офицера: мы не убивали твоих солдат. Но если твои соратники попытаются помешать нам выполнить задачу, я не гарантирую тебе жизнь.
– Но где мои солдаты?
– Думаю, что военная прокуратура ответит тебе на этот вопрос.
Дэвид совсем затух. При виде вертолета, этой могучей, пахнущей горелым топливом машины, он стал жить близкими реалиями. Тогда я мог еще только предполагать, что его солдаты убиты. Бесследно сгинуть в Афгане – увы, очень просто. Следователи будут допрашивать Дэвида, и ему придется давать унизительные показания. Если расскажет обо всем честно, его осудят за сотрудничество с русскими террористами, за разгильдяйство и командирскую несостоятельность, приведшую к гибели троих солдат. Если красиво соврет, то может выйти сухим из воды. Но что он сможет соврать? Что его группа вела неравный бой, в котором погибли все, а он сам получил ранение? Но с кем группа вела бой? Где место боя? Где тела убитых?
Эти мысли рваными ошметками пронеслись в моем мозгу. Дальнейшая судьба лейтенанта меня мало волновала. Выполнение боевой задачи сейчас стояло на грани срыва – вот что беспокоило меня в первую очередь. Теперь вся надежда была на Дэвида. Американцы, смею надеяться, в самом деле не разбрасываются своими людьми и ценят американские жизни. Значит, приставив к голове Дэвида пистолет, я мог диктовать патрульным свои условия.
– Командир, они вроде уходят!! – крикнул Смола, наблюдающий за вертолетом через щель в окне.
Я воспринял бы это как чудо, как дар свыше – чтобы «Апач» убрался отсюда восвояси. И я уже надеялся, что так оно и будет, что мы ничем не выдали себя, как вдруг случилось нечто из ряда вон выходящее.
Позже, вспоминая этот драматический момент, я укорял себя в том, что недооценил Дэвида. Прав я был в одном: он уже жил будущим и думал о том, как сберечь свою свободу и незапятнанное имя. На слово, данное нам, ему было наплевать. А похожего шанса у него могло и не быть.
Я всего лишь на мгновение повернул голову в сторону Смолы, желая получить подтверждение его словам, как сильный и точный удар в голову сбил меня с ног. Падая, я повалил на землю Остапа, стоящего у двери. Дэвид, ударивший меня ногой, пулей вылетел из сарая в ночь, под прожектор и грохот вертолета. Удалой отреагировал немедленно и, словно тень, кинулся за ним. Остап готов был поступить так же, но я перегородил ему дорогу и, чуть высунувшись наружу, закричал:
– Удалой!! Назад!! Назад!! Я приказываю, сукин ты сы-ы-ын!!
Дэвид бежал как из ада в рай. Он спотыкался на обломках, падал, вскакивал и бежал снова, размахивая руками и, наверное, крича, только его голоса не было слышно. Я молил бога, чтобы вертолет улетел, так и не увидев его, и мертвенно-белый луч уже вроде бы перешел на соседние руины, как вдруг резко вернулся назад и мощным пучком осветил лейтенанта.
Я обмер. Дэвид был отчетливо виден, как актер на сцене под лучами софитов. Вертолет развернулся на месте, обратив в мою сторону трапециевидную кабину с затемненными стеклами; он казался тяжелым, уродливым трансформером, собранным нервным и грубым ребенком. Удалой все еще бежал к Дэвиду с отчаянной решимостью схватить его в охапку и затащить в сарай.
– Уйдет!! – сдавленно произнес Остап, выглядывая из-за моего плеча. – Они его видят!!
И тут тембр вертолетного рокота изменился, стал более надрывным и низким. Хвост вертолета чуть приподнялся, кабина опустилась; «Апач» набычился и выдал огненную струю пулеметной очереди. Удалой будто ударился на ходу о невидимую стену, отскочил назад и, разметав руки, упал на спину.
У меня сердце словно разорвалось в груди. Не помня себя, я кинулся к нему, давя тяжелыми шагами глиняную крошку. Кто-то кричал за моей спиной – «Командир! Командир!» – то ли Остап, то ли Смола. Я хрипел, как загнанная лошадь, стонал от боли в груди, будто пулеметная очередь прошила меня, а не Удалого, и бежал, бежал к нему. И мне казалось, что время увязло, что я бегу сквозь толщу воды, что вертолетные лопасти вращаются очень медленно – можно разглядеть кисточки на их выгнутых кверху концах, и втулку, и тяги, и все детали автомата перекоса, вокруг которого плыли струи взбитой пыли. И снова перед черной кабиной вспыхнуло пламя пулемета, и свинцовые шмели устремились уже на меня, взрыхляя вокруг меня землю, дробя камни, рассеивая повсюду мелкую крошку. Мне обожгло лицо острыми каменными осколками, и я рухнул, ударившись лбом о булыжник, и полез вперед, сильно вытягивая вперед руки, чтобы как можно скорее коснуться неподвижно лежащего Удалого.
И вот под моей ладонью – его лицо, волосы, щетинистые щеки…
– Удалой!! Ты меня слышишь? Все будет хорошо!! Я тебя вытащу!!
Его куртка была черной от крови. На груди она была изорвана в клочья. Я не хотел верить в то, что это конец. Я шлепал ладонью по его щекам, тянул за руку, злился, что солдат равнодушен к моим приказам.
На меня навалился Остап, закрывая от новой пулеметной очереди.
– Толерасты гребаные!! – услышал я сзади вопль Смолы. – Гамбургеры дерьмовые!!
Последнее слово заглушил мощный хлопок, и над нами с Остапом промелькнул огненный шлейф, и вслед за этим вертолет ослепительно вспыхнул, взорвался, разрывая барабанные перепонки, и, начиная вращаться вокруг оси, боком рухнул на дувалы. Лопасти, ломаясь от чудовищного удара, полетели во все стороны, срезая, как гигантским ножом, ветхие крыши сараев, углы глиняных стен и плугом взрывая землю. Гигантское пламя взметнулось в черное небо, освещая все вокруг. Вертолет горел как факел, брызгая искрами и чадя удушливым дымом.
Мимо нас с Остапом пробежал Смола. Он еще держал на плече горячую трубу от гранатомета, затем откинул ее в сторону и с разбега ударил ногой по голове Дэвида. Дэвид, очумевший от взрыва вертолета, стоял на коленях, и от удара сразу же упал на землю. Смола принялся избивать его ногами. Его фигура, превратившаяся на фоне горящего «Апача» в черный силуэт, была подвижной и гибкой; вся пружинистая злая сила, заключенная в ней, концентрировалась в ударах. Смола бил лейтенанта очень жестко, без остановки, целясь в лицо. Дэвид катался по земле, корчился, слабо пытаясь закрыться руками, ставшими скользкими и жирными от крови. Я понял, что Смола его не просто бьет, он его убивает.