Война
Шрифт:
Воронько наклоняется к ней, говорит:
– А хочешь – мы сделаем тебя шпионом? Внедрим в одну группировку? Будешь сливать нам информацию про то, что там у них происходит?
– А сколько за это платят? – спрашивает девушка.
– Хороший вопрос, правильный. – Воронько улыбается. – Ну что, пойдем, по типу, еще по пивку?
Все встают с полков, обматываются полотенцами, выходят в предбанник, оттуда – в комнату отдыха. Воронько первым подходит к столу
В другом конце комнаты за таким же столом сидит компания кавказцев, тоже с девушками. Они поворачивают головы, смотрят на ментов. Воронько хмуро смотрит на них, отодвигает пластиковый стул, садится.
– Была бы, падла, моя воля – они бы здесь, сука, не сидели, – негромко говорит Санькин.
Утро. Женя и Стас лежат под одеялом на разложенном диване. За окном – дождь.
– Слушай, а о чем вы тогда общались с Сашей, Олькиным парнем? Я все забываю спросить…
– Ни о чем, так, поговорили…
Стас наклоняется, берет с пола зажигалку, пачку сигарет, достает одну. Прикуривает, выпускает дым.
– Я не верю. Просто ты не хочешь мне рассказать.
Женя натягивает одеяло повыше, почти на подбородок.
– Ты не веришь, что он хотел со мной просто познакомиться, пообщаться?
– Нет. Он не такой человек. Я его, конечно, не очень хорошо знаю… Но он такой, что обо всем у него свое мнение, за словом в карман никогда не полезет… И чужие люди ему мало интересны.
Стас затягивается, выпускает дым, смотрит в потолок.
– Если уж на то пошло, я вообще-то могу и тебе претензию предъявить: зачем ты про меня рассказывала посторонним людям?
– А я ничего такого не рассказывала. А, кроме того, Олька – она свой человек, мы с ней с первого курса в одной группе. И Саша – он тусуется с панками, анархистами. Кому он про тебя расскажет?
– Дело не в этом. Просто ты странно себя ведешь. Сначала рассказываешь про меня кому попало, сводишь нас, а потом допытываешься, о чем мы говорили…
– А я что, не имею право знать?
– Вот я тебе и говорю: ни о чем конкретном. На те вопросы, на которые хотел, я ответил. На другие – нет. Точка.
Стас делает затяжку, еще одну.
– Ладно, мне пора, – говорит Женя. – Сегодня к первой паре.
Она вылезает из-под одеяла, спрыгивает с дивана.
Кабинет Воронько. Кроме него, у стола – Кабанов и Санькин. Все курят.
– Короче, – говорит Воронько, – что мы имеем на сегодня?
– Короче – дело к ночи. – Кабанов затягивается,
– Они не отморозки, – говорит Санькин. – Если б были отморозки, мы бы их давно уже нашли. Люди знали, что делают. Ничего не оставили после себя ни в одном месте, ни в другом. На камерах не засветились. Письма в газеты отправили с незапаленных симок, оба раза разных. И ты их называешь отморозками?
– Ну, я не это имею в виду…
– А что ты имеешь? – спрашивает Воронько.
Кабанов пожимает плечами, делает затяжку.
– А я тебе скажу, что ты имеешь, – говорит Воронько. – Я тебе скажу, что мы все имеем. Ни хе-ра. А это значит, что следующий раз генерал меня вызовет и сам отымеет по полной программе. А если, не дай бог, еще где-нибудь ебнет, то это вообще будет пиздец. Центр «Э» – и не может раскрыть теракты. Мало того, даже зацепок нет никаких…
– Может, залетные? – спрашивает Кабанов.
– А смысл? – Воронько смотрит на него, тушит сигарету в пепельнице. – Если кто-то приехал специально для этого, должна быть какая-то цель. Мы же сами признали – это не какие-то там долбоебы. Подготовились люди…
– Может, копают под генерала? – говорит Санькин. – Хотят дискредитировать?
– Допустим. Но только кто? В области у него позиции вроде непотопляемые. Если из Москвы… Но, опять же, зачем вся эта херня с нападениями?
– Если это ФСБ ебошит, то нам можно на это дело забить и заниматься чем-то другим, правильно, Семеныч? – Кабанов смотрит на Воронько.
– Тебе легко говорить. А что я скажу генералу, когда он меня вызовет на ковер? Типа, товарищ генерал, мы решили, что это под тебя копает центр, и поэтому сделать ничего не можем, да?
Кабанов и Санькин хмыкают.
Воронько берет из пачки еще одну сигарету.
– А я бы еще раз прессанул этого Матвея – ну, который коммуна, бля, – говорит Кабанов.
– Что, бабы его понравились? – спрашивает Воронько. – Только они тебе не дадут. Он их так накрутил, что они только его обслуживают.
Санькин улыбается.
Воронько делает затяжку, выпускает дым.
– Короче, я не понимаю, что делать. Я первый раз за много лет реально не понимаю, что делать…
Курилка. Рядом с Андреем – Крылов, мужик в костюме и черной рубашке.
– Ты, Андрюха, случаем не знаешь хорошей воскресной школы? – спрашивает Крылов.