Война
Шрифт:
— У нас война, Ксюша, на дворе, а я устал, — сказал я, а после, как в омут окунулся, и начал выкладывать свои тревоги и терзания.
Так получалось, что война пришла в такой сложный для меня момент. Готовься к ней, планируй мощный рывок и захват новых территорий, а когда настает время, чувствую, что не смогу. Нужно было чаще лежать в стогу с соломкой во рту, а не бегать в бесконечном круговороте дел. Вот нужно было мне «изобретать» унитарный патрон? Разве мало было того, что уже налажено производство расширяющихся пуль для винтовок, и произведена унификация оружия? Нет, полез в это дело. Сейчас делаем пули и ударные замки. Это очень сложный оказался
И так во многом. Захотел давече я сделать железную дорогу. Отличная же вещь, пусть даже и без паровозов. Но… от Кремля до императорского дворца и проложили, потратив на это по нынешним меркам баснословные суммы. Зачем? А чтобы потомки видели и что-то в этом направлении делали, так как при моей жизни наладить такой уровень добычи железа, чтобы тратить его на рельсы, невозможно. А деревянные рельсы слишком ненадёжны, а ещё попробуй их сделать, вытесать. Тоже труд.
Мы много добываем, пять железоделательных заводов уже работают, ещё три могли бы запустить в ближайшее время, если бы было кому работать на них. Не хватает рабочих, розмыслов, рудознавцев, технологов и всяко-прочее.
— Где мне взять таковых? На один завод нужно более ста грамотных, а ещё не меньше двух десятков учёных мужей. Где мне столько взять? Всех, кого учим в школах, оставляем для обучения новых выучеников, лишь частью отправляем на заводы. Не хватает людей, а в земле много богатств, — сокрушался я, продолжая изливать наболевшее.
В год из всех учебных заведений выходит менее двух сотен специалистов. Цифра всё равно огромная, учитывая прирост таких выпускников за последние двенадцать лет почти в двести раз. Но нужны не только металлурги. Бюрократия, к примеру, достигла таких масштабов, что при каждом городском воеводе нужен штат писарей. И ничего же не убрать, так как нужна статистика, системная переписка и отчётность. Без этого качественно управлять не получится.
Или флот… Это отличная затея, безусловно, но сжирает огромные средства, а пока не так чтобы и зарабатывает деньги. Нужен ли был мне такой флот? Не знаю, нынешняя ситуация покажет. Я хотел иметь корабли, чтобы они частью перешли бы в Америку, и Россия начала бы осваивать Аляску и западное побережье американского континента. Пушнина как приносила бешенный доход, так и продолжает это делать. И получать мех морских бобров или морских коров более рентабельно, чем даже добывать золото. И что?
— Не дошли корабли, затонули, али кто их в дороге побил. А сколь людей там было? Сколько я принял греха на чёрную свою душу? Тысяча, даже поболе того, — изливал я свои переживания.
Слабый? Веду себя не по-мужски? Не думаю. Просто я — человек, который замахивается на такие дела, что приходится многим жертвовать. И я двенадцать лет живу и вида не показываю, как порой тяжело принимаются решения. Как непросто посылать людей умирать, пусть и во имя великой идеи. Но я делаю свою работу. И, видимо, пришло профессиональное выгорание.
— Спаси Христос! Я снова увидела своего человека, — сказала Ксения, которая прослезилась от моих эмоциональных эскапад.
— Иди сюда! — чуть успокоившись, сказал я.
Ксения подошла, а я схватил её и жадно впился губами
— Ну, вот только человеком был, а нынче… — хотела было отчитать меня Ксения. — Не здесь же, не в обители.
Возражения не были приняты к сведению, а уже скоро любимая жена не могла говорить, а лишь тяжело дышала, переходя на крик. И всё-таки хорошо, что и стены толстые, и дверь массивная, а то святые отцы отчитали бы за такие дела в обители.
— Охальник, — сказала Ксения после того, как мы закончили.
— И как такой радостный лик на челе твоём слова-то похабные говорит? Сама же светишься от счастья, — отвечал я, поглаживая руку Ксюши.
— Ага, приучил меня к сопряжениям похабным, а тут сколь уже не было у нас? — спрашивала жена.
— Это я повинен в том, что ты пристрастилась к утехам плотским? — я рассмеялся.
— Охальник и есть, — поддержала меня смехом жена.
И всё… Более ничего и не нужно. Выговорился, решил свою личную проблему, наладил отношения в семье, теперь можно было и работать. Как-то разом сошло на нет профессиональное выгорание, а на смену пришло желание действовать дальше.
Неожиданно двери стали открываться, и я лишь успел подать Ксении её сарафан с юбками, чтобы даже не надела, а прикрылась ими. Сам же встал во всеоружии эрекции и встречал того самоубийцу, кто посмел врываться в келью, где император с императрицей изволят Богу молиться.
— Да что же вы делаете, грешники? — пробасил патриарх Матвей. — В святом месте!
И ведь взгляд свой не отводит, смотрит на нас, особливо на меня. Эрекция мигом спала. Патриарх для меня — пастырь, наставник, почти что без условностей, по душевной потребности. Я стал набожным. Время такое, общество такое, нельзя не уверовать в Бога. А патриарх — он всё равно наставник, словно отец, хоть и был со мной одного возраста, примерно одного, так как я так и не понял, сколько лет прожило тело, что я занял.
Голова понурилась, пришёл стыд и желание оправдываться, которые с большим трудом я давил в себе. Ксения вообще покрылась неестественной краснотой, что можно подумать, что у неё начались проблемы с сердцем. Но это был тот стыд, что испытывает дочь перед своим отцом, если сотворила что-то ужасное.
— Прости, владыка, не гневайся. Назначь епитимью, всё исполню, — сказал я, прикрывая собой съёжившуюся в клубок Ксению.
Матвей улыбнулся в бороду.
— Срам сие и епитимья буде превеликой. Но я рад, что чады мои помирилися. Нужно было давно закрыть вас в горнице и не выпускать, покуда не договоритесь, — Матвей вновь театрально нахмурился и пробасил. — Но не в келье!
Матвей стал патриархом четыре года назад. Герман многое сделал для Русской Православной Церкви, как и для всего Православия. И, как сказали бы в будущем, «сгорел на работе». Когда встал выбор, кому возглавить ставшую во главе всех православных церковь, то именно игумен Кирило-Белозёрского монастыря Матвей показался мне и многим иерархам церкви самой выгодной кандидатурой. Тем более, что он недавно блестяще закончил Академию и защитил труд по богословию, своего рода диссертацию. Так что нынче Россия имеет образованного патриарха, деятельного, принципиального во многом, но при этом смотрящего вперёд не консервативным взглядом, а умным и рациональным, насколько только может быть у истинно верующего человека.