Война
Шрифт:
Перехватчики всегда вступают в бой первыми. Мощные станции дальнего обнаружения засекали вражеские машины ещё на пределе дальности ракет. Буквально наудачу я отметил цели на дисплее, выбрал несколько ракет дальнего радиуса действия, и с криком: «Ну, понеслась!», выпустил их одним залпом. Ракеты, красиво сверкая дюзами маршевых двигателей, унеслись вперёд. А вслед за ними ринулась и моя группа, продолжая выбирать цели, и посылая по ним ракеты, чтобы обеспечить максимальную плотность огня в заданном объёме пространства. Нам даже не обязательно было, чтобы все наши ракеты попадали точно в цели. Важнее было заставить противника лихорадочно маневрировать, разбивая строй. А заодно они буквально сами подставлялись под наши пушки и ракеты ближнего радиуса. Я не хочу сказать, что Кочевники выставили против нас худших своих пилотов. Нет, конечно же, не худших. Но и не асов. Большая часть
– Все — разворачиваемся и обстреливаем противника, не задевая их. Покажем, что им лучше сдаться, — приказал я по связи.
– Вас понял, Лидер, — ответил мне командир эскадрильи перехватчиков «Экслера».
– Принято, работаю, — доложил ещё один командир, с авианосца «Гранд-адмирал Нокс».
План был понятен всем. Выстрелами пояснить Кочевникам, что мы можем сейчас перестрелять их, как куропаток, но не хотим делать этого. Теоретически, разумное существо в состоянии понять такое «пояснение», но, насколько были разумны пилоты Кочевников, представляющие собой, по сути, симбиоз со своими машинами? Собственно, это нам сейчас и предстояло выяснить… Трассы лазерных орудий, услужливо показанные бортовыми компьютерами «Молнии», прорезали пространство между «пирамидками» и «трилистниками» Кочевников, обозначая то, что сбить их для нас — пара пустяков, особенно при трёхкратном численном преимуществе.
Вражеские машины заглушили двигатели и легли в дрейф. По всей видимости, их пилоты решили принять наше великодушное предложение. Я вышел на связь с командующим операцией.
– Что делать с пленными будем? — спросил я.
– А сколько их? — спросил меня адмирал.
– Что-то около двух эскадрилий «пирамидок» и «трилистников».
– Ничего себе, поработали Призраки. Как умудрились-то?
– Да просто предложили им сдаться, после того, как больше половины посбивали…
– Да, задачка… Ладно, Лидер, ты пока что не отключайся. Будем думать, что именно с ними делать.
Мы ждали. Истребители противника «висели» в дрейфе напротив нас. Сканирование показало нам, что все силовые установки на них были заглушены. Так как противник более ничего не предпринимал, наше внимание полностью переключилось на «сдавшиеся» истребители. Угрозы они более не представляли, но что-то подсказывало мне, что на сегодня работа ещё не закончена, и праздновать победу ещё рано. И моё предчувствие не подвело меня…
Внезапно на пульте передо мной загорелся индикатор «Радиационная опасность», продублировав сигнал голосового информатора. На тактическом дисплее была довольно-таки большая отметка, к которой и был привязан сигнал индикатора «Радиационная опасность».
– Я Лидер, — сказал я. — Кто ещё наблюдает сигнал «Радиационная опасность»?
– Я — Демон. Сигнал наблюдаю.
– Я — Экстремал. Сигнал наблюдаю.
– Говорит Сапар. Есть такое дело.
Дальше я просто не стал слушать. Что-то такое было на моих сенсорах, что заставило забеспокоиться сигнал радиационной опасности. Неизвестно, что именно это было, но я поставил бы на ракету с водородной боеголовкой большой мощности. Чисто теоретически такой ракетой можно было запросто уничтожить линкор, или авианосец. Проверять это дело на собственном опыте мне что-то не хотелось. Может быть корабль нашей группы этой ракетой полностью и не уничтожить, но всё равно, думаю, что жертв не избежать. Я быстро переключил диапазоны обнаружения цели на своих сенсорах. Кроме вражеских истребителей, находящихся в отключенном состоянии, ничего угрожающего там не было. Тем не менее, датчик радиационной опасности ясно показывал мне, что некий объект приближается к нашей группе со стороны планеты.
– Блин! — выругался я. — Эти клоуны до систем пониженной заметности додумались. Единственно — они не смогли экранировать излучение. Придётся наводиться по нему.
– Командир, это Демон. Я могу перепрограммировать сенсоры «Молнии», и бортовой компьютер перехватчика сможет «видеть» ракету, на основании данных от датчика радиационной опасности.
– Нет времени. Выдвигаемся навстречу ракете всей группой, на основании данных от датчика устраиваем зону сплошного огня. Ракета не сможет прорваться. А если прорвётся — собьём её «на глазок». Вопросы?
– Принято, Лидер, работаем!
– Отлично, — сказал я. — Тогда — понеслась! На кораблях! Рекомендую вам поставить защитные поля на максимум, начать маневрирование и приготовиться открыть огонь из всех бортовых средств зенитной обороны.
– Вас поняли, Лидер. Будем готовы!
Не включая форсажа, мы пронеслись мимо застывших машин Кочевников, выходя на курс перехвата ракеты. Разумеется, ни о какой стрельбе ракетами не могло быть и речи — как посылать ракету в цель, которую не видно? А ГСН, наводящихся на радиацию, у нас на вооружении просто не было. Разумеется, будь у нас побольше времени, можно было бы оснастить ГСН необходимыми сенсорами, или наладить обмен информацией между ГСН и датчиком излучения, но как раз времени-то у нас и не было. Так что пришлось нам использовать только то, что можно было использовать в данной ситуации, а именно пушки наших машин. Это, конечно, не много, но и не так уж и мало, как говорят разные фанаты ракетного вооружения. Четыре лазерных орудия и два плазменных — это серьёзно. В умелых руках, говорят, это даже смертельно.
Торможение маневровыми двигателями — машины «зависают» в пространстве. Орудия смотрят в один район. Индикатор датчика излучения показывал лишь направление на источник излучения, да примерное расстояние до него. В принципе, это, конечно, не много, но и не мало. Во все глаза я смотрю на индикатор, ведь неизвестно, какого именно размера эта ракета. Может, она столь мала, что в темноте космоса её просто не увидеть, пока не станет слишком поздно. Расстояние неуклонно уменьшается. Поскольку никто раньше не пользовался индикатором в качестве наводящего компьютера, пришлось самому считать, когда именно цель войдёт в радиус уверенного поражения пушек «Молнии». Вот я и считал. И, когда, судя по показаниям прибора, можно было стрелять, я приказал открыть огонь. И на это, определённо, стоило бы посмотреть. Разумеется, из кокпита той же «Молнии», или «Хищника», ибо иначе просто ничего было бы не видно — ведь лазерный луч практически невидим в космосе. Импульсы плазменных орудий были видны и невооружённым глазом, но именно из кокпита истребителя видимость была лучше всего. Шесть наших «Молний», лётные группы «Экслера» и «Нокса», отправившиеся вместе с нами, били из всех стволов, приблизительно в одну и ту же точку. Лазерные лучи кромсали пространство, ежесекундно опустошая аккумуляторы наших машин на несколько эргов. Пока что никакого эффекта не было. Конечно, отсутствие ожидаемого результата — уже есть результат, но именно сейчас мне хотелось бы держаться от этого правила как можно дальше — ведь при таком, с позволения сказать, результате, могло погибнуть очень много людей. И никого из нас такой результат совершенно не устраивал…
Судя по индикатору, ракета была уже на расстоянии в десять кликов от строя наших перехватчиков. Возможно ли невооружённым глазом заметить объект длиной в 15-20 метров на таком расстоянии? Не думаю. Но именно это нам и надо было сейчас сделать. И мы это делали. Не пытались увидеть цель, но пытались её поразить вслепую. Способ был только — создать на пути ракеты заслон сплошного огня. Так как нас было меньше, чем нужно для такого дела, приходилось импровизировать, время от времени меняя направление стрельбы на доли градусов влево или вправо. Наконец, когда прибор показал, что до цели осталось всего пять километров, где-то впереди вспыхнул яркий свет взрыва. Неторопливо (в субъективном времени) этот свет разгорелся в огромный косматый шар.
– Поляризаторы! — крикнул я. По идее, поляризаторы фонаря кокпита срабатывают автоматически, но, например, в моём случае, они не успели.
Я инстинктивно зажмурился, но яркий свет термоядерной вспышки ударил по глазам даже сквозь крепко сжатые веки. Монитор радиационной тревоги полыхнул красным. Мне как-то было совершенно неинтересно, сколько именно я рентген сейчас получил. Была причина более важная — распознав радиационную опасность, бортовая аптечка скафандра вколола мне «лошадиную» дозу гамма-протектора. Укол сам по себе болезненный, а при такой дозе… Словом, врагу не пожелаешь такое «удовольствие»… Тем не менее — препарат с гарантией защищал от радиационного поражения жизненно важных органов человека, за что его разработчикам ещё при жизни надо было поставить памятники. Вот только, без побочных эффектов этот препарат не обходился, и на ближайшую неделю сильнейшим расстройством кишечника я был обеспечен…