Войны за Бога. Насилие в Библии
Шрифт:
Каждый раз как вас одолевает забота или сомнение насчет того, как Бог правит миром — это Амалек атакует вашу душу. Надо стирать имя Амалека из нашего сердца, где бы и когда бы он ни нападал на нас, чтобы мы могли служить Богу в совершенной радости.
Учитель ХХ века Менахем Шнеерсон, которого некоторые считали мессией, говорил о том же: «Амалек порождает сомнения и колебания, которые охлаждают горячее желание служить Богу. Победить в нашей внутренней войне Амалека означает посвятить себя служению Богу без остатка» [316] .
316
Слова Бааля Шема Това приводятся, например, в «The Song That Transformed Amalek», на сайтецитата из рабби Шнеерсона с сайта http://www.chabad.org/library/article_cdo/aid/150871/jewish/Amalek-The-Perpetual-Enemy-of-the-Jewish-People.htm.
Современные ортодоксальные иудеи понимают под Амалеком искусителя, то есть существо, подобное христианскому дьяволу.
317
«Remember What Amalek Did to You», на сайте
http://www.chabad.org/parshah/article_cdo/aid/704644/jewish/Remember-What-Amalek-Did-to-You.htm
В истории мусульмане делали примерно то же самое со своими жестокими текстами, понимая их духовно и используя знакомые нам техники аллегорического толкования. Один спорный текст в Хадисе рассказывает о том, как Мухаммед после битвы заявил: «Мы покончили с меньшим джихадом, а теперь нам пора приступить к великому джихаду». Как он объяснил, битва со внешним физическим противником есть одна из форм джихада, но она имеет не самое главное значение. Настоящая битва — великий джихад, аль-джихад аль-акбар, — это сражение со злыми желаниями и силами, которые не дают человеку владеть своим умом и своей душой [318] .
318
G. F. Haddad, «Documentation of Greater Jihad Hadith»,
на сайте http://www.livingislam.org/n/dgjh_e.html
Комментаторы из числа строгих исламистов уже давно ставили под сомнение аутентичность этого речения, однако сама эта идея оказывала большое влияние на ислам на протяжении его истории. Такова ключевая доктрина суфизма, вокруг которой происходило интеллектуальное и культурное развитие религии. Подлинную войну надлежит вести против нафс, против своего Я, — против того, что читатель Библии мог бы назвать внутренним амалекитянином или скрытым ханаанеем в человеке. По словам африканского суфия Шейха Ахмаду Бамбы, «воин на пути Бога не лишает жизни врагов, но борется с нафс, чтобы достичь духовного совершенства» [319] .
319
Cheikh Anta Mbacke Babou, Fighting the Greater Jihad (Athens: Ohio Univ. Press, 2007); Annabel Keeler, Sufi Hermeneutics (New York: Oxford Univ. Press, 2006).
Христиане также с первых веков своего существования понимали ветхозаветные истории с помощью типологии, так что древние события для них были прообразом или предвозвещением событий жизни Иисуса и истории церкви. Некоторые первые отцы церкви так сильно увлекались поиском «типов» в Ветхом Завете, что каждое упоминание дерева было для них прообразом креста, а каждое упоминание о воде говорило о крещении [320] .
Этот подход избавлял читателя от необходимости мучительно размышлять над актами насилия и кровопролитием в Писании, что должно было особенно заботить первых христиан, которые ненавидели войну и вооруженные конфликты. Реальные исторические дерево и вода становились богословскими символами, то же самое происходило с завоеваниями и резней, с мечами и копьями. Когда апостол Павел призывал своих последователей «облечься во всеоружие Божие», он имел в виду отнюдь не земное вооружение. Как говорилось в одном популярном христианском гимне, христианские солдаты шли не на войну, но как бы на войну. Как только история о завоевании Ханаана обрела духовный смысл, все враги и злодеи, участвовавшие в ней, также превратились в символы. Амалекитяне, мидьянитяне, ханаанеи и другие народы с легкостью стали демоническими силами, символами грехов и искушений, которые подстерегают христиан на пути в Землю обетованную. При этом не пострадал ни один реальный житель Ханаана [321] .
320
Michael Slusser, ed., Dialogue with Trypho, by St. Justin Martyr (Washington, DC: Catholic Univ. of America Press, 2003).
321
Thomas R. Neufeld, Put on the Armour of God (Sheffield, England: Sheffield Academic Press, 1997); A. Graeme Auld, Joshua Retold (Edinburgh: T&T Clark, 1998), 129–39.
В таком контексте христиане могли даже размышлять
322
Shelly Matthews and E. Leigh Gibson, eds., Violence in the New Testament (London: T&T Clark, 2005).
Христианская типология достигла новых высот в первой половине II века, когда один христианин, имени которого мы не знаем, написал так называемое Послание Варнавы. Этот «Варнава» (возможно, живший в Египте) находит образ креста во многих ветхозаветных повествованиях, особенно в истории о войне Израиля с Амалеком. Моисей предсказал Iesous — Иисусу Навину, что в будущем совершит Iesous — Иисус из Назарета. Раннехристианские авторы часто использовали иные варианты библейских текстов, чем те, что нам знакомы, и толковали их весьма своеобразно. Так, Варнава видит в тексте Книги Исхода обетование о том, что «в последние дни Сын Божий разрушит весь дом Амалека вплоть до его корней». Так истребление Амалека становится событием конца времен, духовным и апокалиптическим знамением [323] .
323
«The Epistle of Barnabas», in Bart Ehrman, ed., Apostolic Fathers, 2 vols. (Cambridge, MA: Harvard Univ. Press, 2003), vol. 2, 59.
В первые столетия существования христианства и в Средние века многие толкователи Писания искали в нем аллегории, причем такие, которые современному человеку кажутся неправдоподобными или даже нелепыми. Но если мы не сможем понять эти образы, мы закроем для себя возможность понять мировоззрение древних христиан, не говоря уже о культурных достижениях христианства, поскольку именно эти образы стимулировали развитие христианского визуального искусства. Лишь когда мы поймем такую любовь к аллегориям и типологии, мы можем понять и то, как христиане нейтрализовали жестокость повествования о покорении Ханаана [324] .
324
Joseph T. Lienhard with Ronnie J. Rombs, eds., Exodus, Leviticus, Numbers, Deuteronomy (Downers Grove, IL: InterVarsity Press, 2001); John R. Franke, ed., Joshua, Judges, Ruth, 1–2 Samuel (Downers Grove, IL: InterVarsity Press, 2005).
Одним из выдающихся толкователей Библии был Ориген, египетский мыслитель III века, который видел в буквальном историческом понимании Ветхого Завета реальное испытание веры. Он сражался против маркионитов и гностиков, которые обвиняли Библию в жестокости, говоря, что описанные в ней войны и убийства невозможно примирить с любящим Богом, открытым через Христа. Ориген всерьез прислушивался к подобным обвинениям и даже готов был признать, что, если аргументы противников справедливы, они угрожают существованию христианской веры. Но такая проблема возникает только при буквальном понимании данных историй, говорил он, однако ни один мудрый или образованный человек не будет понимать их буквально. По мнению Оригена, в Писании можно найти три смысла, где каждый последующий важнее прежних. Самое низшее место занимает буквальный смысл текста, и простые души могут на этом остановиться. Но более опытные верующие перейдут от этого к нравственному толкованию, а затем, наконец, к духовному смыслу [325] .
325
Seibert, Disturbing Divine Behavior, 61–64; Elizabeth Dively Lauro, The Soul and Spirit of Scripture Within Origen’s Exegesis (Leiden, Netherlands: Brill, 2005); Elizabeth Dively Lauro, ed., Origen: Homilies on Judges (Washington, DC: Catholic Univ. of America Press, 2010).
Если вы принимаете такой подход, Книга Иисуса Навина перестает быть соблазном для веры и даже может стать глубоким источником вдохновения. «Таким образом, этот труд глубоко проникнут милосердием, хотя еретики называют его жестоким». В серии проповедей, посвященных толкованию Книги Иисуса Навина, Ориген разворачивает перед слушателем буквально сотни аллегорий, аналогий и числовых значений, которые никогда бы не пришли в голову современному читателю — что доказывает, как считал Ориген, что такой читатель крайне далек от духовности. Так, мы читаем в этой библейской книге о пяти неприятельских царях, спрятавшихся в пещере, которых израильтяне нашли и казнили. Ориген с легкостью идентифицирует противников: это зрение, обоняние, слух, вкус и осязание, ощущения, которые могут склонить человека на грех. В прошлом эти цари господствовали в пещере человеческого ума, но Иисус Навин (прообраз другого Иисуса) победил их и воздвиг над ними свое духовное знамя [326] .
326
Cynthia White, ed., Origen: Homilies on Joshua (Washington, DC: Catholic Univ. of America Press, 2002), 125 — «Таким образом, этот труд…»; повествование о пяти царях — 118–19.