Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить
Шрифт:
Поскольку всем заправляли люди Кирилла, результат собора был предопределен. Секретарь Кирилла зачитал собору ряд обвинений, в том числе переписку александрийского патриарха с Несторием. Собор должен был решить, кто из них верен учению церкви, отраженному в писании и в решениях предыдущих соборов. Естественно, в данных условиях все поддержали Кирилла, после чего раздались крики: «Анафема Несторию!» Двое людей, которых считали друзьями Нестория, доложили о своих недавних беседах с ним. Первый, епископ Акакий, вызвал потрясение собрания, пересказав слова Нестория о том, что ребенка двух-трех месяцев от роду не следует называть Богом. Затем были зачитаны соответствующие отрывки из Писания и отцов церкви, которые подкрепляли точку зрения александрийцев [230] .
230
Cм. Nestorius, Bazaar of Heracleides, 135–140.
Затем
231
Цитата «Не принял…» по Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 237–239; Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 261; Chapman, «Council of Ephesus», Catholic Encyclopedia.
Поиск выхода
Когда 26 июня в Эфес прибыл Иоанн Антиохийский с восточными епископами, создалась еще более странная ситуация. Кандидиан сообщил ему обо всем, что происходило на соборе, сказав, что он пытался сделать все возможное, чтобы собравшиеся не спешили выносить окончательное решение. Иоанн пришел в ужас от случившегося и винил во всем происшедшем Кирилла. В качестве ответной меры он собрал другой собор из сорока трех епископов, на котором были низложены Кирилл и Мемнон. Иоанн совершил это не столько ради верности Несторию или его идеям, сколько из-за того, что прошедшие заседания собора показались ему насмешкой над тем, что должно быть. Сирийцы также – не без оснований – заявили, что на ход собора повлияло золото Кирилла. Однако они обсуждали не только его поведение, но и его богословие. Сирийцы потребовали от собора отречься от двенадцати анафематизмов Кирилла, которые с такой силой подчеркивали единство Христа с Богом. Как, вопрошали они, Кирилл может утверждать, что «Слово Бога» было распято во плоти? Феодорит Кирский заявил, что анафематизмы Кирилла сами содержат ересь – осужденные мнения Аполлинария и Ария. Ива Эдесский также пришел к выводу, что двенадцать анафематизмов «исполнены всякого нечестия… и противоречат истинной вере». Этот альтернативный собор не нравился жителям Эфеса, хранившим верность Мемнону: однажды, когда сирийские епископы шли в церковь, толпа забросала их камнями. Напряженность ситуации достигла наивысшей точки. Епископ Ива с горечью описывал эти дни такими словами: «Никто не осмеливался путешествовать из города в город или из одного края в другой, но каждый сражался со своим ближним, как если бы тот был врагом» [232] .
232
Pusey, «Preface», lxxx, lxxxi – lxxxiv; Percival, «Seven Ecumenical Councils», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 226–229; Evagrius, «History of the Church», in Walford, History of the Church, 261. О беспорядках в Эфесе см. Nestorius, Bazaar of Heracleides, 266–268. Мнение Ивы об анафематизмах см. Price and Gaddis, Acts of the Council of Chalcedon, 2:296–297; здесь же содержится замечание Ивы «Никто не осмеливался…». До нас дошло также несколько обстоятельных писем Феодорита, где он описывает эти события, см. Theodoret, «Letters», in Schaff and Wace, Fathers of the Christian Church, 3:323–342; Clayton, Christology of Theodoret, 135–166.
Теперь уже обе партии обращались с прошениями к императору, который понял, что вместо достойного обсуждения проблем собор стал потенциальным источником ужасного раскола. «В горьком сожалении» Несторий заявил: «Пусть Мария зовется Theotokos, если вы так хотите, только давайте закончим эти споры!» Но он опоздал с этим заявлением на один год.
Император настаивал на примирении, и потому 11 июля собор был созван снова. Жара в это время стала еще невыносимее, а епископы все больше сердились и отчаянно мечтали уехать из Эфеса. Собор докладывал папе, что «многие, как епископы, так и клирики, страдали и от болезней, и от непосильных расходов, а некоторые из них даже скончались». Епископы сетовали: «Нас убивает горячий тяжелый воздух, и кого-то из нас хоронят почти каждый день; все слуги отосланы домой, а все епископы остаются в том же положении» [233] .
233
Pusey, «Preface», xxix.
Только приезд свежих папских легатов давал надежду на выход из тупика. Их приняли с удивительным восторгом, так что, когда были зачитаны их верительные грамоты от папы Целестина, епископы приветствовали их восклицаниями, которые на вкус современной аудитории отдают чем-то вроде девизов сталинской эпохи: «Вот справедливый суд! Слава Целестину – новому Павлу! Новому Павлу – Кириллу – слава! Да здравствует Целестин – хранитель веры! Слава Целестину, единодушному с Собором! Собор благодарит Кирилла! Целестин и Кирилл едины!» Именно свое чувство облегчения епископы выразили в таких напыщенных восклицаниях, прославлявших Рим; позднее сторонники папства цитировали эти слова в спорах о первенстве папы. За Кириллом стоял святой Петр, его посланники подтвердили справедливость приговора, вынесенного Несторию [234] .
234
Chapman, «Council of Ephesus», Catholic Encyclopedia.
Когда были зачитаны их верительные грамоты от папы Целестина, епископы приветствовали их восклицаниями, которые на вкус современной аудитории отдают чем&то вроде девизов сталинской эпохи
Тем не менее на соборе оставался нерешенным вопрос об обвинениях в адрес Кирилла со стороны сирийцев. В свою очередь, Кирилл с Мемноном убедили большинство участников собора выступить за низложение Иоанна и тридцати трех его сторонников. Так церкви Востока вступили в открытую войну.
На Константинополь
Хотя партия большинства подписала суровый приговор Несторию, надлежало его вручить, подобно современной повестке о вызове в суд, и придать ему официальный статус, то есть довести его до сведения двора императора. Несторий сопротивлялся на обоих фронтах и не желал принимать послание собора. Тем временем Кандидиан разгонял демонстрации в поддержку собора и распорядился срывать со стен наклеенные копии послания. По версии александрийцев, он арестовал Кирилла, хотя здесь трудно восстановить хронологию событий. Солдаты Кандидиана арестовали Кирилла ночью, что, разумеется, напоминало александрийцам об аресте Христа и указывало на его мессианскую роль [235] .
235
Evetts, Patriarchs of the Coptic Church of Alexndria, 2:438–439; Pusey, «Preface», lxxxv.
Хотя Кандидиан был вынужден освободить Кирилла, он жестко контролировал весь город и обмен информацией с ним. Дороги, ведущие из Эфеса, были под его наблюдением, так что никто не мог отослать послание в Константинополь, пока один переодетый епископ не вынес его, спрятав документ в своем посохе. Он передал его двум монахам, противникам Нестория, один из которых, по имени Евтихий, принимал участие в последующих богословских битвах. Тем временем Несторий и Кандидиан отослали свои послания, отражавшие другую сторону конфликта и содержавшие обвинения против Кирилла и Мемнона [236] .
236
Evetts, Patriarchs of the Coptic Church of Alexndria, 2:440; Pusey, «Preface», lxxxvii – lxxxviii.
Хотя противники Нестория в Константинополе теперь располагали посланием собора, им еще предстояло склонить на свою сторону упрямого Феодосия. И здесь критически важную роль сыграл архимандрит Далматий, вступившийся за Кирилла. Далматий, в прошлом воин, жил затворником в монашеской келье, которую он никогда не покидал, и его почитали за суровую святость и аскетизм. Его ходатайство в 431 году было еще удивительнее тем, что ранее Далматий отказался покинуть свою келью даже тогда, когда император попросил его отслужить молебен о прекращении землетрясений. Но в этот раз «глас с неба повелел ему выйти. Ибо Бог не хотел, чтобы его стадо окончательно погибло». Город может выдержать землетрясения, но не Нестория [237] .
237
Цитируется по Pusey, «Preface», lxxxviii.
Сам Несторий – конечно, не как бесстрастный наблюдатель – оставил описание волнений в Константинополе в том мучительно жарком июле. «Собрания священников и толпы монахов» проклинали его. Большинство из них обычно не могли терпеть друг друга, но здесь все прочие разногласия были забыты ради одной великой цели – низвержения их архиепископа. Они выводили на улицы огромные толпы своих сторонников, носивших на себе всевозможные символы героического благочестия и харизматической духовной власти: