Воздушная гавань
Шрифт:
Роуль смотрел ей вслед, этой удивительной самочке. Мирль уже пропала из виду, а он все смотрел, глубокомысленно дергая хвостом. Своевольна, но резва. Красива. И никогда, ни в коем случае — не скучна.
Вероятно, он сложит песню в ее честь.
Как только тренировка была завершена, Роуль с удовольствием занял привычное место на руках у Мышонка, чтобы сопроводить ее на рыночную площадь для завтрака.
Рынок представлял собой целое море лавочек и небольших строений, стеснившихся в самом центре хаббла, около усадьбы Владетеля Копья. Около четверти всех заведений были давным-давно возведены из копьекамня кем-то, кого люди звали Строителями. Остальные выросли сами, в основном сложенные из кирпича; их двери и окна были сейчас закрыты натянутой на каркасы кожей. Некоторые из наиболее состоятельных лавочников использовали древесину с заросшей джунглями Поверхности, лежащей на многие мили внизу, заботливо и бережно поднятую на верхние уровни Копья.
Мышонок отнесла Роуля к прилавку, пахшему лучше всех прочих и одному из немногих, что успели открыться. Человек Бенедикт, казалось, лично был знаком с хозяевами заведения: каждое утро они приветствовали его, окликая по имени. Объяснение крылось, вероятно, в его постоянном голоде — температура тела у боерожденных полукровок была выше, чем у обычных людей, и ему приходилось питаться чаще них. Там Роуль терпеливо дождался, пока Бенедикт не закажет пищу для всех, оплатив заказ маленькими кусочками металла, столь дорогими человеческому сердцу.
Едва с этим было покончено, пищу наконец подали, и люди направились к расположенному рядом столу, чтобы вкусить ее. Роуль устроился рядом с Мышонком, которая поставила перед ним хлебный рулет с мясной начинкой. Роуль разорвал его когтями и подождал, пока облачка пара не развеются окончательно. Не важно, насколько заманчива еда; ожог языка стал для него когда-то унизительным переживанием, и Роуль не собирался его повторять.
— Что скажете о наших тренировках, Роуль? — вежливо поинтересовался Бенедикт, успевший едва ли не целиком проглотить один из таких же рулетов.
Роуль повернулся взглянуть в лицо Мышонку. По мнению кота, девушка еще не потрудилась решить, стоит ли оказать честь этим двоим своей благосклонностью, но человека Бенедикта она явно считала вероятным партнером для спаривания. Было бы неучтиво с его стороны подрывать ее шансы на продолжение рода.
— Они кажутся болезненными, — сказал он Мышонку, и та, криво усмехнувшись, перевела это на человеческий язык.
— Возможно, — согласился Бенедикт. — Но в настоящей схватке даже раненый боец не должен терять стойкости. Умение перетерпеть небольшую боль сейчас поможет сохранить жизнь позднее.
— Не проще ли перерезать горло спящему Реджи? — предложил Роуль и покосился на Мышонка. Та закатила глаза, переводя его слова, и человек Гвендолин тут же поперхнулась пищей.
Роуль спокойно откусил несколько кусочков от успевшего остыть края своей порции.
— А он предпочитает прямоту, правда? — прокашлявшись, смогла выдавить Гвендолин.
— Вы даже не представляете насколько, — вздохнула Мышонок.
— У нас имеются свои причины свести этот конфликт к чему-то менее… бесповоротному, — обращаясь к Роулю, сообщил Бенедикт. — Реджи происходит из большого и влиятельного семейства. И тот парень, кого он назначил себе в секунданты, он тоже Астор, но из младшей линии их Дома. Случись с Реджи нечто фатальное, секундант об этом доложит, и его родичи могут решить отомстить.
— Или будут рады избавлению семьи от дурака, — не согласился Роуль.
Когда Мышонок закончила переводить это замечание, человек Гвендолин издала хрюкающий звук и поспешила вернуться к завтраку.
— До определенной степени, — допустил Бенедикт. — Однако, если они никак не ответят на урон, нанесенный одному из потомков своего Дома, другие смогут усмотреть в этом слабость.
— Вот оно! — сказал Роуль, мрачно обдумывая ситуацию. — Кое-какой смысл в этом есть… Но у Мышонка нет большого Дома, который взялся бы отомстить за нее в случае, если Реджи совершит нечто столь же бесповоротное.
Когда Мышонок перевела это на человеческий, похоже, Бенедикт испытал некую неловкость.
— В этом… есть своя доля правды. Но никому в хаббле не нужны дуэли со смертельным исходом. Если подобное случится, Дом Астор подвергнется общему порицанию.
— Но если он убьет Мышонка, — спросил Роуль, — объявит ли Дом Ланкастер войну Дому Астор?
Бенедикт и Гвендолин обменялись долгими взглядами.
— Я… так не думаю.
— Тогда порицание, о котором ты говоришь, — лапа, лишенная когтей, — рассудил Роуль. — Оно бессильно помешать вражеским планам.
Гвендолин вдруг подалась вперед, уперла в Роуля прямой взгляд над столом и с твердостью в голосе объявила:
— Если с мисс Тэгвинн случится что-то ужасное, мастер Роуль, я лично вызову Реджи на дуэль и своей перчаткой прожгу в нем такую дыру, сквозь которую кот сможет проскочить. Даю вам свое слово.
— Я уже не только проиграла дуэль, — пробормотала Мышонок, — но меня еще и успели убить. Зачем было тратиться на завтрак для мертвеца?
Роуль посмотрел на Мышонка и произнес, не без тепла в голосе:
— Ты уже проявила достаточно глупости, чтобы дать втянуть себя в эту драку. Пора бы позволить думать кому-то, чьи головы умнее твоей. Позволь мне убедиться, что не отправляю тебя на верную гибель, и я разрешу тебе потерпеть поражение самостоятельно.
Мышонок испепелила Роуля взглядом.
— Что он говорит? — спросил Бенедикт, быстро переводя взгляд с девушки на кота и обратно.
— Говорит, что мечтает принять ванну, — в голосе Мышонка прозвучало неудовольствие.
— Право, Мышонок, — сказал Роуль, отщипывая еще кусочек мяса. — Рано или поздно тебе придется поумнеть.
— Ты… — выдохнула Мышонок, чье лицо успело побагроветь, — ты порой так меня бесишь…
— Ты злишься только потому, что сознаешь свои ошибки, — парировал Роуль тем тоном, каким обычно пользуются те, кто не сомневается в своей правоте и абсолютно убеждены, что все прочие ошибаются.
Сквозь утренний сумрак послышались шаги. Роуль обернулся и заметил, как к столу, за которым они завтракали, издалека приближается человек из числа дружков Реджи. Он наблюдал за ним, не двигаясь, но осторожно подобрав под себя лапы, чтобы иметь возможность кинуться в лицо врагу на случай, если тот вдруг сделает попытку напасть.