Воздушная гавань
Шрифт:
Гримм вымученно улыбнулся.
— По-видимому, о силовом кристалле, который ваш Дом заполучит в свои закрома, вы предпочитаете не вспоминать?
Кристаллы достаточных размера и плотности, чтобы служить силовым кристаллом целого корабля, выращивались на протяжении десятков лет или даже столетий. Силовые кристаллы не то чтобы дороги; они бесценны. В Копье Альбион все их нынешнее производство подчинено нуждам военного флота, предоставляя в частные руки лишь строго ограниченное их количество, и большинство владельцев не расстанутся с ними за любые деньги.
— Конечно, это сильно упрочит положение нашего Дома, — ответил Рук. — И тем не менее мое предложение сулит тебе выгоду.
— Нет, — отрезал Гримм.
— Очень хорошо, — сдавленно процедил Рук. — Удваиваю сумму.
— Повторю снова. Нет.
Здоровяк Рук заступил Гримму дорогу и встал, чтобы прожечь его свирепым взглядом.
— Послушай меня, Фрэнсис. Я намерен заполучить этот кристалл. Я читал отчет, отправленный тебе механиком. Еще здорово повезло, что вы вообще дотянули до Копья.
— Разве?
— Тебе потребуется заменить весь силовой тракт, установить новый подъемный кристалл и еще как минимум три кристалла балансировки! Я видел твою отчетность. Ты никогда не наберешь нужную сумму, чтобы позволить себе такой ремонт.
— Она ранена, — твердо сказал Гримм. — И команда ее не оставит.
— «Ранена»! — закатил глаза Рук. — Да она едва способна тащиться вверх и вниз вдоль Копья, и то на лебедке. Пойми наконец, «Хищница» больше не воздушное судно. Она рухлядь.
Гримм внезапно понял, что стоит перед Руком с крепко сжатыми кулаками.
Рук, очевидно, упустил эту деталь из виду.
— Я делаю тебе справедливое, дружеское предложение, Фрэнсис. Не заставляй меня обращаться к иным средствам убеждения.
Какое-то время Гримм стоял с задранной головой, молча разглядывая ухмылку Гамильтона Рука.
— И о каких же средствах, сэр, — тихо переспросил он, — может идти речь?
— Если потребуется, я затаскаю тебя по судам, — вздохнул тот. — Доложу о халатном обращении с кораблем. Доложу о понесенных потерях. Доложу о жалобах и обвинениях в ряде преступлений, которые направлялись нашему флоту другими Копьями.
Гримм скрежетнул зубами.
— Как вам известно, я стал мишенью для этих обвинений, действуя с ведома и одобрения флота.
— И подчинишься приказу отрицать это, — ответил Рук, чья улыбка сделалась шире. — Скажи честно, Фрэнсис: ты и впрямь думаешь, будто флот решит поддержать тебя, опозоренного изгоя, и выдержать подобное публичное унижение? — Улыбка исчезла с губ. — Я заполучу тот силовой кристалл, Гримм.
Гримм задумчиво кивнул. А затем, уже не сдерживаясь, влепил коммодору Гамильтону Руку хлесткую пощечину.
Звонкое эхо этого шлепка разнеслось по пустынному коридору. Рук отшатнулся назад, потрясенный скорее самим ударом, а не его силой, и уставился на Гримма широко распахнутыми глазами.
— «Хищница» — не какой-то товар, — спокойно и ровно произнес Гримм. — Она даже не моя собственность. Она мой дом. Ее экипаж — не мои служащие, а моя семья. И если вы вновь посмеете угрожать забрать у меня мой дом и разрушить благополучие моей семьи, коммодор, я вас просто-напросто убью.
Глаза Рука вспыхнули, он выпрямился во весь свой устрашающий рост.
— Наглый слизняк! — прорычал он. — Воображаешь, тебе позволено безнаказанно распускать руки?
В качестве ответа Гримм молниеносно шагнул вперед и ударил снова. Рук попытался увернуться, но ладонь Гримма двигалась слишком быстро. Коридор вновь наполнило звонкое эхо пощечины.
— Черт подери, сэр. Я сделаю это, когда вздумается, — столь же ровно сказал Гримм коммодору. — Тащите меня в суд. Позвольте, я расскажу судьям и отражу в судебных отчетах, что именно вывело меня из равновесия. Вы будете прилюдно унижены. Последним шансом сохранить хоть какой-то лоскут прежней репутации для вас станет честный поединок. И, получив вызов, я обязательно воспользуюсь правом сразиться насмерть.
Рук слегка откинул голову подальше от Гримма — так, словно открыл дверцу шкафа, чтобы отрезать себе сыру, и вместо этого увидал ожидавшую его ползучую чешуетварь.
— Ты не посмеешь. Даже если ты одержишь верх, моя семья с тобою посчитается.
— Я подниму флаг Копья Олимпия, — просто ответил Гримм. — Там мне будут рады. Пускай кто-то из семейки Рук рискнет связаться с флотским капитаном Олимпии! Считаешь, твоя жизнь будет того стоить, Гамильтон?
Рук сжал кулаки, но не стал их поднимать.
— Это измена.
— Конечно, измена — для флотского капитана, — обнажил зубы Гримм. — Но не для опозоренного изгоя вроде меня.
— Гнусное маленькое ничтожество! — прошипел Рук. — Да я…
Гримм шагнул вперед, не отрывая пристального взгляда от глаз коммодора, и Рук был вынужден отступить.
— Вы что, коммодор? — переспросил он. — Будете рассказывать мерзкие сказки у меня за спиной? Вызовете на дуэль? У вас не хватит духу взглянуть в глаза человеку, которого убиваете. Еще одна деталь, известная нам обоим.
Закипая от негодования, Рук стиснул зубы.
— Этого я тебе не забуду, Гримм.
Гримм кивнул.
— Да. Один из ваших восхитительных недостатков, Гамильтон, состоит именно в том, что вы забываете об оказанных вам услугах, но помните об оскорблениях.
— Все верно. У моего Дома долгая память и живое воображение.
Гримм ощутил, как волна гнева вновь угрожает снести прочь его выдержку, но сумел справиться с эмоциями, сохранив их лишь в тоне своего голоса.
— Воображение? Значит, вот как вы это называете? Учтите одно: если с кем-либо из моих людей или членами их семей случится хоть что-нибудь — все что угодно, любая мелкая неприятность, — я буду считать вас ответственным лично. Не пройдет и часа, а я уже донесу на вас Адмиралтейству и Совету. В дуэли, которая за этим последует, я прикончу вас и сброшу тело с вершины Копья, причем не обязательно в таком порядке. Я достаточно ясно выразился, коммодор?