Возмездие Эдварда Финнигана
Шрифт:
— Кевин Хаттон, ответственный оперативный сотрудник, так?
— Верно.
— Чем могу быть полезен?
Голос Робинса звучал спокойно. И это спокойствие не было притворным, скрывающим волнение.
Кевин обычно сразу замечал, если что не так, любую тревогу — ее не услышать, но она все равно выдает себя. Но на этот раз ничего такого не было. Линдон Робинс вытер лоб салфеткой, улыбнулся, сказал именно то, что думал: он готов помочь.
— Да. Возможно, вы смогли бы мне помочь. Вот с этим.
Кевин
— Свидетельство о смерти. Более чем шестилетней давности. Заключенного звали Джон Мейер Фрай, он умер в тюрьме в Маркусвилле.
Робинс поискал очки для чтения, нашел их в кармане пиджака. Он взял у Кевина бумагу и прочитал.
— Да, это свидетельство о смерти. Так это из-за него мы сидим здесь среди ночи?
— Это ваша подпись?
— Да.
— Тогда мы сидим среди ночи из-за него.
Робинс еще раз прочел свидетельство, а потом махнул рукой:
— Я не понимаю. Я был главным врачом в уголовной тюрьме в Маркусвилле. Один человек умер, и я подписал свидетельство. В чем проблема?
— Проблема? Проблема в том, что этот человек, тот, кто скончался, в это самое время сидит в тюрьме в Стокгольме, то есть на севере Европы.
Крупный мужчина посмотрел на Кевина, на бумагу, которую все еще держал в руках, потом снова на Кевина.
— Теперь я ничего не понимаю.
— Выходит, он жив. Джон Мейер Фрай жив. Несмотря на то, что вы подписали свидетельство о его смерти много лет назад.
— Как это жив?
— Как? Да просто жив, и все тут.
Кевин Хаттон взял бумагу, которая уже немного помялась в руках Робинса. Он сунул ее назад в конверт и убрал в портфель.
— Мне необходимо задать вам ряд вопросов. Я бы хотел, чтобы вы на них ответили. На каждый.
Линдон Робинс кивнул:
— Хорошо.
Кевин уселся поудобнее на жесткой табуретке и внимательно посмотрел на озадаченное лицо Робинса.
— Так вот.
— Между прочим, Хаттон, это что — допрос?
— Пока нет. Пока мы можем называть это сбором сведений.
Робинсон снова вытер лоб.
— Я знаю, что он мертв.
Взгляд главного врача был пуст, тот смотрел на что-то на стене, но смотрел не видя.
— Понимаете, я работал в тюрьме Маркусвилла шесть лет. И за это время умерло лишь несколько человек. Хотя многие были старше и сидели дольше. И никто больше не умирал в Death Row. Поэтому я, мистер Хаттон, хорошо это запомнил. Я помню его. Джон Мейер Фрай. И я помню тот день, когда он умер.
Хелена Шварц напоминала птичку — тоненькая, хрупкая, в слишком большом свитере и таких широченных брюках, что ее тело терялось под одеждой. Но все же именно ее лицо вызвало у Эверта Гренса мысль о птице. Глаза, тревожно осматривавшие комнату для допросов, непрерывно движущиеся щеки, рот, который был готов издать предостерегающий крик, пронзительный вопль отчаяния.
Когда она замерла на пороге и нерешительно заглянула внутрь, Джон тяжело поднялся с места, крикнул что-то и устремился ей навстречу. Огестам хотел было удержать его, но Эверт преградил путь шустрому прокурору и вместе с Хермансон заставил сесть на место: если муж и жена хотят обняться, прежде чем разверзнется преисподняя, не надо им препятствовать.
Они стояли на пороге, лоб ко лбу, и, держась за руки, тихо плакали и целовали друг друга в щеки. Огестам, Хермансон, Эверт и Свен пытались каждый заняться каким-нибудь своим делом, смотрели в пол или перебирали бумаги, чтобы не таращиться на них и даже здесь дать этим двоим хоть как-то побыть наедине.
Потом Гренс подошел к ним, попросил Джона вернуться на свое место, а Хелену Шварц сесть на стул, который внесли в комнату и поставили у дальней стены.
Было душно, маленькая комнатенка была рассчитана на двоих, ну от силы на троих, а их набилось шестеро, и кислорода не хватало.
— Джон.
Эверт Гренс наклонился вперед, оперся локтями на холодный стол и повернулся в тот угол, где сидел Джон — глаза красные, взгляд ищет Хелену.
— Мы ведь договорились, верно? Тебе предписаны строжайшие ограничения, но мы организовали тебе встречу с женой. А ты, Джон, обещал рассказать нам все, ничего не скрывая.
Джон слышал его слова и даже попытался заговорить, но не произнес ни слова.
— Я правильно сказал?
Хелена Шварц сорвалась было с места, чтобы кинуться к мужу, но Свен остановил ее.
— Я не понимаю, что здесь происходит? Не могу поверить, что он кого-то ударил, мой Джон не драчун. Ну даже пусть так, разве можно за такое сажать за решетку и не давать свиданий? И эта комната, вы все здесь собрались и требуете, чтобы он рассказывал… Господи, да что вы такое творите!
Хелена ударила Свена кулаком в грудь, а потом по руке, она кричала, но Свен крепко держал ее, пока она не затихла, тогда он отвел ее на прежнее место.
Гренс посмотрел на Джона, потом на Хелену и сказал нарочито резко:
— Еще хоть раз. Если еще хоть раз такое повторится, вы отправитесь в полицейской машине домой — туда, откуда приехали. Вы здесь только потому, что Джон об этом попросил. Сядьте и сидите тихо. Понятно?
Хелена Шварц села и опустила голову, она едва кивнула.
— Вот так-то.
Эверт Гренс снова повернулся к Джону — короткое раздраженное движение, достаточно понятное тому, от кого ждут новой информации.
— Попытаемся еще раз, Джон.
Худой мужчина с бледным лицом и большими темными кругами под глазами нервно сглотнул, облизал губы, выдохнул через нос.