Возмездие Эдварда Финнигана
Шрифт:
Хаттон отложил блокнот в сторону, потянулся к телефону, который стоял чуть поодаль на письменном столе.
— Можно воспользоваться? Мне надо сделать звонок, прежде чем мы продолжим разговор.
Линдон Робинс кивнул, на миг откинулся назад и закрыл глаза. Он слышал, как Кевин Хаттон набирает номер, после нескольких гудков он-таки разбудил своего коллегу, которого звали Кларк, и попросил этого разбуженного бедолагу поискать в своем компьютере двух врачей — Гринвуда и Биркоф.
Хаттон положил трубку, и они посмотрели друг другу в глаза.
—
— Да?
— Известно ли вам, где он находится?
Робинс покачал головой:
— Должен быть там. В его деле. Среди прочих бумаг.
— Должен быть. Но его там нет.
Линдон Робинс громко вздохнул:
— Господи! Что же это такое?
Кевин Хаттон вновь достал блокнот, пролистнул несколько страниц и снова принялся писать.
— Что именно известно вам о вскрытии?
— Что мне известно? Нет так уж много. Что у меня было два в высшей степени компетентных врача, которым я доверял, честно сказать, более компетентных, чем я сам в то время, они-то и занимались умершим и вместе с охранником перевезли труп к судмедэксперту для вскрытия.
Робинс поначалу отложил свой миндальный коржик, поблагодарил и объяснил, что пытается следить за весом, старается питаться правильно и уж всяко избегать вот этого добра с розовой глазурью.
Но теперь он еще раз вздохнул, в третий раз отер лоб салфеткой и взял-таки мягкий коржик, откусил большой кусок и проглотил.
— Вот так всегда, когда я волнуюсь. Всякий раз.
Кевин Хаттон пожал плечами:
— Я и сам ногти грызу. Особенно когда запарка, даже не замечаю, как это делаю. Но сейчас, сейчас я хочу точно понять, что вам известно о протоколе вскрытия.
Несколько крошек вокруг рта. Робинс смахнул их, прежде чем заговорить.
— Сказать по чести, Хаттон, мне не так-то много и известно. Он же был мертв. Или как? У меня было других дел полно, в Маркусвилле, понимаете. Фрай умер, мы знали причину смерти, и два моих врача занимались трупом. Этого было вполне достаточно. Так что — нет, мне ничего не известно. Поскольку у меня не было ни времени, ни оснований соваться в это дело.
— Но разве это не было вашей обязанностью? Знать.
— Я и сегодня, сложись подобная ситуация, сделал бы то же самое заключение. И вы бы тоже так поступили.
Было без двадцати пять, утро среды. За окнами еще темно, рассветало по-зимнему поздно. Кевин Хаттон понял, что они выяснили все, что могли, и убедился, что его первое ощущение оказалось верным: у Линдона Робинса не было причин скрывать правду, он понятия не имел, что смерть Джона была чем-то совсем иным. Кевин собрался поблагодарить Робинса за уделенное ему время, за точные ответы, но тут где-то в глубине портфеля зазвонил телефон, пять длинных сигналов до того, как он его нашарил.
Это был Бенджамен Кларк.
Он сообщил, что таких врачей нет. Лотара Гринвуда и Биргит Биркоф больше не существует.
Эверт Гренс и Ларс Огестам решили прервать неформальный
Они прождали час, на Кунгсхольменской церкви пробило двенадцать, все проголодались и пошли на Хантверкаргатан в весьма дорогое место с пальмами в окнах. Они ели молча, но молчание не было гнетущем — скорее уместная пауза, когда по молчаливой договоренности каждый может подумать о своем. Когда они встали и собирались уходить, Свен Сундквист подошел к кассе и купил две порции «салата дня». Он попросил упаковать его в пластиковые коробки с пластиковыми ножами и вилками, чтобы можно было взять с собой: тем двоим, Джону и Хелене Шварц, тоже надо подкрепиться, чтобы восстановить силы.
Они застали их сидящими на полу в центре комнаты.
Джон обнимал птичье тельце Хелены — щека к щеке, руки сплетены.
Свен, входя, покосился на женщину: интересно, на самом деле она все поняла или была из тех, кто знал, как надо изображать прощение?
Вошел Ларс Огестам, наклонился, присел на корточки и объяснил этим двоим, что им надо перекусить, им это не повредит, и добавил, что Джон, когда закончит, сможет подняться в зарешеченную клетку на крыше тюрьмы, Огестам договорился, чтобы ему дали несколько минут подышать свежим январским воздухом.
Хелена Шварц сидела на стуле в тюремном коридоре и ждала, пока Джон в сопровождении охранника отправился наверх. Она попросила разрешения закурить, Эверт Гренс, стоявший ближе всех, пожал плечами, и Хелена истолковала это как согласие, пошарила в карманах куртки и достала ментоловые сигареты.
— Я пять лет не курила.
Она зажгла сигарету, затянулась торопливыми затяжками, словно спешила.
— Вы ему верите?
Она немного дрожала, когда говорила это.
Эверт неохотно ответил:
— Я ничему не верю. Я уже говорил.
— Он правду рассказал?
— Не знаю. Вы знаете его лучше, чем мы.
— Выходит, что нет.
Два охранника маячили в другом конце коридора, уборщик драил пол немного поодаль.
— Он сидел в тюрьме?
— Если верить американским властям, то да.
— Десять лет?
— Да.
— Приговоренный к смерти?
— Да.
Она заплакала, очень тихо.
— Значит, он убил человека.
— Этого мы не знаем.
— Но его осудили за убийство.
— Да. И, черт побери, он, видимо, виновен. Но в то же время то другое, что он рассказывал: имя, наказание, побег, — все совпадает. Поэтому, возможно, он и правду говорит, когда утверждает, что невиновен.
Он протянул Хелене носовой платок, который всегда носил в кармане брюк. Она взяла его, вытерла глаза, нос и снова посмотрела на него.
— Такое случается?