Возмездие теленгера

Белозёров Михаил Юрьевич

Было видно, что он не доверяет суждениям Кости, отчасти из-за вчерашних разговоров Дядина, и ему хотелось утереть Косте нос. Завидует, понял Костя, думает, что мне легче, чем ему. А мне, может, совсем и не легче, может, у меня тоже голова болит.

– Давай лучше бабки разделим поровну, – вспомнил Телепень о деньгах, и по лицу его пробежала тень жадности.

– Давай, – нехотя согласился Костя и стал искать в карманах эти самые деньги.

Он четко помнил, что денег была целая куча.

Он вывернул все карманы, заглянул даже в «менингитку», потому что имел дурную привычку прятать деньги в шапку, но, кроме смятой трешки, ничего не нашел.

Телепень глядел на него со все большим подозрением.

– Не может быть… – покрутил он своей зверской мордой. – Потерял… или…

– Что «или»?.. – с угрозой переспросил Костя. – Ты говори-говори, да не заговаривайся! – Не любил он грязных намеков.

– Или… – не испугался Телепень, потому что там была и доля Чебота, а вдвоем против Кости они уже были силой, – или украли.

– Кто платил за поросенка? – терпеливо спросил Костя.

– Какого поросенка?

Стали что-то припоминать. Вспомнили Малаху и пельмени с капустой, потом – пиво и соленые сухарики.

– Вкусно было… – плотоядно облизнулся Телепень.

– А кто вообще предложил платить? – ехидно осведомился Костя.

– Не знаю… – пожал бабскими плечами Телепень. – Не помню! Не я! Меня вообще там не было!

– А мне кажется, ты.

– А когда кажется, надо креститься! – отрезал Телепень и со зла вытаращил свои медвежьи глазки.

В горницу со стоном ввалился Чебот и, ни на кого не глядя, как зомби, по дуге, задевая плечами за стены, порулил в спальню.

В другое время Телепень хмыкнул бы, состроил бы жалостливую рожу и кивнул вслед Чеботу, мол, перебрал, браток, вчера. «Пить надо уметь!» – гордо изрек бы ему в спину. Но на этот раз он не прокомментировал состояние Чебота, а сказал Косте:

– Где деньги?!

– Не учи дедушку кашлять!.. – отозвался Костя и направился во двор подышать свежим воздухом, но в сенях столкнулся с Дядиным, который, отдуваясь, тащил здоровенный бидон с пивом.

Подмигнув Косте, он вошел в горницу и через пару минут вынес ему литровую кружку, полную пива.

– Прими! – потребовал он. – Сразу легче станет!

– Не могу… – простонал Костя, отпрянув от одного запаха.

– Пей! – сунул кружку в руку Косте Дядин. – Пей!

Костю едва не вывернуло наизнанку. Холодный напиток у него стойко ассоциировался с чувством опьянения. Желудок волной подступил к горлу, а во рту появился кислый привкус.

– Пей! Пей! Легче будет! – Дядин подтолкнул Костю под локоть, и Костя ткнулся носом в пену. – А то, как кутенка… – насмешливо пригрозил Дядин.

Костя с мольбой посмотрел на него. Первый глоток был

труден примерно так, как ложка касторки, которой ты готов подавиться, со вторым было уже проще, потому что желудок перестал бунтовать, а третий вообще пошел на ура, и Костя незаметно для себя выцедил всю кружку. Пиво было чистым как слеза, со слабым привкусом железа. В животе сделалось приятно и тепло, а кирпич, который сидел там, пропал. Но самое главное – отпустило голову. Она если не сделалась легкой, то по крайней мере ею уже можно было крутить без опасения выплеснуть содержимое.

– О-о-о!.. – сказал Дядин, внимательно, как врач, вглядываясь в его лицо. – Больной пришел в себя, сдувает пену с лекарства.

– А еще есть? – стеснительно спросил Костя.

У него вдруг проснулся аппетит.

– Ха-а-а… – засмеялся довольный Дядин и подмигнул Телепню, который вышел посмотреть на эксперимент. – Можно, дорогой, можно, тебе все можно.

В глазах Телепня промелькнула плохо скрываемая зависть.

– Спасибо, Захар Савельевич… – поблагодарил Костя. – Теперь всегда буду опохмеляться.

Через пять минут он уже ел яичницу с зеленым луком и запивал ее пивом. Потом отправился спать, а проснувшись глубоким вечером, почувствовал себя совершенно здоровым.

* * *

Кто-то, кого он спросонья принял за врага, теребил его самым бесцеремонным образом:

– Вставай! Пора! Пора! Вставай!

Костя схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, и едва не пальнул в черную, страшную рожу, только в последний момент сообразил, что это не жуткий кайман со шрамом, а Телепень собственной персоной, и с облегчением рухнул на постель:

– Пошел к черту!

– Ну ты и псих! – высказался Телепень. – Мать моя женщина! Вставай, мы тебя одного ждем. Где наши деньги?

– Пошел вон! – отозвался Костя, швырнув в него подушкой. – Мне и здесь хорошо.

Но Телепень не собирался сдаваться:

– Захар Савельевич велел…

– Я проснусь утром, – ответил Костя, погружаясь в сон, в котором он вовсю целовался с Веркой Пантюхиной.

Он уже успел ее обнять, нежно и с большим чувством, которое шло откуда-то из живота, но кто-то бесцеремонно влез между ними и закричал в ухо:

– Подъем!!!

Костя снова вскочил, сна как не бывало, но на этот раз благоразумно не схватился за пистолет, а только сунул кулаком в черную, зверскую физиономию. Телепень, отлетев в угол, принялся ныть:

– Чего ты дерешься?.. Чего?..

– А-а-а… это ты. – Костя сделал вид, что с трудом узнал его. – Чего тебе надо?

– Велели тебя будить… – Телепень держался за левый глаз и всхлипывал.

– Зачем? – Костя с хрустом потянулся.