Возмездие
Шрифт:
Женщины грохнули.
— До чего все-таки бабы злой народ, — усмехнулась Наташа.
— Да уж, — Марина закурила длинную ментоловую сигарету.
— Ну, что твой роман?
— Ну какой роман, Наташка? Я же говорила тебе, он ходит заниматься с Митей.
— Это официальная версия. Не может же он сразу так и заявить, что ходит к тебе. А вдруг бы Мите это не понравилось? А он его ученик.
— Но он действительно занимался с Митькой по два раза в неделю! Я не всегда при этом и дома-то бывала. Он в самом деле хотел ему помочь. И помог. Митька теперь чуть ли не в передовиках производства по математике.
— И не брал с тебя ни копейки?
— Не брал. Наоборот. Если я дома, приносил что-нибудь к обеду. Мартини или коньяк...
— Маринка, ну что за наивность? Кто в наше время будет бесплатно заниматься с чужим ребенком? И приносить с собой мартини?
— Никто, — согласилась Марина и поправила очки.
— Следовательно, он ходит в ваш дом из-за тебя! А что занимается с Митей — это очень умно. И потом, раз он такой учитель-разучитель по призванию, со всякими наградами, значит, любит детей. И ему эти занятия в кайф. И тебя потихоньку приручает. Известно, что путь к сердцу женщины лежит через ее ребенка.
— Это верно, — улыбнулась Марина. — Я поначалу дергалась. Теперь уже привыкла к нему. Он очень интересный человек. Широко образован. Остроумен. Но как-то... холоден, что ли. Особенно когда мы одни остаемся. Оживляется только при детях. Словно ему кровь вливают. Правда.
— Ну, может быть, он просто очень застенчив. С детьми ему легче, он среди них — главный. А с тобой — не главный. Он, наверное, робеет. Ты же у нас такая неприступная, как маленький самурай.
— Не такой уж и маленький — метр семьдесят три.
— Не важно.
— Нет, с ним я не неприступная. От него в какой-то мере зависит Митина судьба, так что это накладывает отпечаток. Мне как раз наоборот кажется: он мою внутреннюю зависимость чувствует. И даже упивается ею, что ли...
— А может, у него какой-нибудь комплекс? Мало ли?.. Какая-нибудь сексуальная неудача?.. Вот почему он не был женат?
— Долго ухаживал за больной матерью.
— Она жива?
— Нет, умерла.
— А он не женился?
— Нет. Наташа, ну когда ему жениться? Он же весь день с детьми.
— При чем здесь дети? Кому и когда они мешали жениться? Тем более чужие дети. Я думаю, тебе нужно идти на опережение. Как-то поощрить его.
— Помурлыкать и подставить спинку. Чтобы погладил, да?
— Да!
— И хвост поднять и распушить?
— Да! Распушить! Что ли, тебе распушить нечего? Он хоть видит, какая ты красавица?
— В первый визит было отмечено. Как факт. Без всякой эмоциональной окраски.
— Точно, он застенчив! Они, застенчивые, или вытворяют от своей застенчивости черт знает что. Как Пугачиха. Или лепечут что-нибудь бесцветными голосами, не глядя в глаза.
— Да! Так и было, — рассмеялась Оленина.
— Маришка, бери инициативу в свои руки!
— Да не хочу я ничего брать и не буду! Пусть все идет как идет. Мне и так хорошо. Он прекрасно относится к моим детям. Он интересный собеседник. Ну что еще? А может, он просто так ходит? Живет рядом. Одному грустно. Ну и приходит на огонек. А я полезу к нему с инициативой? Старые холостяки — народ пугливый. И он от нас сбежит. А так... Пусть приходит и греется. От добра добра не ищут.
— Пусть греется, пингвин! Только я тебе одно скажу: одинокий мужчина к одинокой женщине просто так не ходит!
— Наташка, отстань! — замахала руками Оленина.
* * *
— Ну, давайте палатки складывать. Сколько всего?
— Начнем с этой, солдатской. Она здоровенная. Давай, Оленин, расстилай! И ты, как тебя?
— Голубев.
— Идите вдвоем на тот конец.
— Леша, а как в универе, трудно учиться?
— Нормально. Главное — поступить.
— А поступить трудно?
— Конечно, трудно. Но у Максимыча на нашем факультете все схвачено. Если скажет, чтобы человечка взяли, — возьмут, даже если он глухонемой даун. А если скажет, чтобы выгнали, — и гения турнут. Максимыч своих проталкивает, так что не бздите, салаги.
— Всех?