Возмездие
Шрифт:
— Скоро будем!
— Как скоро?
— Через полчаса.
— Хорошо, хорошо, я пока уберу свой гармидер.
– Что?
— Ну... беспорядок. Подмету пока. Ой, Саша, вы ж за деньги говорите? Шо я вам голову морочу?!
Моисеев шмякнул трубку. Саша рассмеялся:
— Так обрадовался старикан!
Дети Семена Семеновича давно уехали в Израиль. В прошлом блестящий прокурор-криминалист, Семен Семенович Моисеев жил в одиночестве и, можно было бы сказать, в забвении, если бы не визиты Александра и Вячеслава, да еще племянника Грязнова — Дениса. Правда, навещали
Заехав по пути за продуктами и бутылочкой коньяка, чтобы не расходовать пищевых боеприпасов «сделавшего базар» Семеныча, друзья ввалились в его дом.
— Боже ж мой, как я рад! Ну, проходите, проходите! Что ли будем выпивать на кухне или где?
— На кухне, Семен Семенович. Мы там привыкли.
— Это упрек или как? Мы можем и в комнате, их есть у меня!
Но Грязнов уже выгружал на кухонный стол колбасу, рыбу, паштеты, баночки огурчиков и маслин. Турецкий выставил коньяк. Стол был накрыт в мгновение ока.
— Ну-с, начнем? — потирал руки Моисеев.
— Непременно!
— За встречу!
Выпили, закусили. Грязнов расспрашивал Семеныча о здоровье, тот отшучивался.
— Как ваши глаза, Семен Семеныч?
— А что глаза? По возрасту. Левый, правда, старше.
— А ноги? Что-то вы сильнее прихрамывать стали...
— Слушайте, Слава, ну что мы про здоровье? Оно нормальное, как в том анекдоте: «Боря, ты совсем сумасшедший! Ну зачем тебе не нравится Роза из третьей квартиры?» — «Она плохо говорит...» — «Слушай, тебе надо, чтобы она с утра до вечера морочила тебе голову?» — «Она плохо видит правым глазом...» — «А тебе надо, чтобы она за тобой подсматривала?» — «Но она хромает на левую ногу». — «А тебе надо, чтобы она везде за тобой таскалась?» — «Да, но у нее вдобавок ко всему еще и горб!» — «Вей з мир! Ну какой ты привередливый! Может быть у девушки хоть один недостаток!»
Вячеслав и Александр рассмеялись старому, как сам Моисеев, анекдоту. Тот, довольный «реакцией зала», продолжил:
— Так вам надо, чтобы я хорошо видел, слышал и бегал? И вернулся на работу и капризничал, а вы бы вокруг меня вились, как мотыльки над керосиновой лампой? Вы теперь такие большие люди, а я помню вас пацанами и вставлял бы вам по первое число? Оно вам надо? Лучше рассказывайте про себя!
— А что про нас? Александра сегодня расстроил кандидат в депутаты Госдумы Зыков. Он же Буренков.
— Это какой Буренков? Тот, что в Ленинграде рэкетиром начинал?
Моисеев упорно не желал переименовывать Питер.
— Он самый.
— И что, он теперь большой человек? Уважаемый?
— Да уж, — вступил Александр. — Целый час рассказывал мне о своих добрых делах. Как он умеет решать вопросы по понятиям.
— Это да, это он умеет! — откликнулся Грязнов. — Об этом его умении в свое время легенды ходили. До Москвы докатывались. Ну вот, например: некий гражданин N работал охранником на одном частном предприятии. И однажды как бы невзначай прихватил партию товара. Чтобы, значит, его продать. Да плохо припрятал. В результате через некоторое время обнаружил, что некие его знакомые, в свою очередь, этот товар у него сперли. Гражданин N пытается разобраться. Тогда приятели прислали рэкетиров, и те доходчиво объяснили N, что, поскольку он работал охранником, то есть мусором, порядочные пацаны правильно у него украли. По понятиям. Пострадавший N обращается к Буренкову. Тот доходчиво объясняет другой стороне, что его подопечный сам украл на предприятии, поэтому он не мусор, а самый что ни на есть правильный пацан. А те, кто забрал его товар, — у него украли, «скрысили», так как взяли у своего брата-вора. Отбил Буренков подопечного.
— ...Да, интересные были времена — этот конец восьмидесятых. Государство породило и первые кооперативы, и первый рэкет, — рассказывал Моисеев вполне нормальным голосом, напрочь убрав свой «застольный» акцент. — Вот, тоже помню историю на эту тему: одного кооператора хотела подставить его же крыша. Договорились со смежниками, так сказать. И другая бригада начала наезжать на бедного кооператора. Месяц его грузили. Забили «стрелку», во время которой крыша кооператора должна была отчаянно защищать его интересы и, обороняясь, как бы убить представителя другой бригады. После чего клиента-лоха следовало развести на большие деньги, чтобы спасти его «спасителя», который ради босса рисковал собственной жизнью. То есть обеспечить «спасителю» липовые документы, обеспечить ему срочный выезд из столицы, проживание какое-то время за границей. Самое интересное, что все так у них и получилось. А то, что «спаситель», сев в поезд, через два часа вышел в Твери и тем же вечером вернулся в Москву, и то, что «убиенный» им противник с растекшейся под рубашкой капсулой крови через полчаса ожил, — все это осталось загадкой для клиента. Эта история стала известна позже, когда этих бойцов на другом деле прихватили. Тогда они уж и этим похвастались. И знаете, что говорили? Что подобного острого чувства восторга никогда не испытывали. Это почище, чем актерская работа на сцене. Здесь сцена — жизнь и никто заранее не знает, как выстрелит сообщник. В капсулу с кровью или в башку... М-да. А Буренкова, да, я тоже помню. Великий был мастер «вести базар» и выворачивать понятия в свою пользу.
— Теперь он это мастерство будет в парламенте использовать, — вставил Турецкий.
— М-да-а... Как сказал поэт:
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... А нынче она жрица
Жрица, Постум, и беседует с богами...
Семен Семенович, процитировавший Бродского, еще раз глубоко вздохнул.
— В общем-то ничего нет нового под солнцем, — резюмировал Грязнов. — А посему предлагаю выпить за нас.
Что и было сделано.
— А что это вы, Сашенька, Буренкова-то к себе вызывали? По какой надобности? И не с ним ли ваш визит ко мне связан? Вы говорите, не стесняйтесь, я ж понимаю, что не просто так вы в рабочее время прилетели.
— Семен Семеныч! — взревели в один голос Турецкий с Грязновым. — Мы вас нежно любим!