Возмездие

Незнанский Фридрих Евсеевич

— Запах — нет, а показания о нем — да. Олег, а вы были знакомы с Новгородским?

— Как сказать... Я с ним иногда встречался в лифте, когда бабулю навещал. Здоровался. Он меня об учебе расспрашивал. А однажды в кафе пригласил.

— В кафе? Почему? По какому поводу?

— В том-то и дело, что безо всякого повода. Я как-то раз уходил от бабушки, и мы с ним опять в лифте столкнулись.

Он меня разглядывал как-то странно... А потом, когда на улицу вышли, спросил, не хочу ли я с ним выпить. Ну там, пива или еще чего-нибудь. И что, мол, он знает хорошее кафе неподалеку.

— Вы согласились?

— Нет. Я сказал, что тороплюсь.

— А он?

— Он улыбнулся и сказал: «Как хочешь».

— А почему вы отказались? Пиво-то любите?

— Пиво люблю. Но... Я его почему-то испугался.

— Почему?

— Ну... Я не могу объяснить. Но он так странно смотрел на меня... Так нормальные мужчины не смотрят. Я в камере рассказал, а мне говорят, что, мол, он пидор.

— Выбирайте выражения.

— Ну, гомосексуалист.

— Вы знаете, что Новгородский женат, что он воспитывал сына?

— А в камере говорят...

— Я не спрашиваю вас о том, что говорят в камере. Отвечайте на вопросы. Когда это было?

— Что?

— Когда Новгородский приглашал вас в кафе?

— В начале сентября. Мы как раз с Кипра вернулись. И я заехал бабулю проведать.

— После этого случая вы с Новгородским встречались?

— Да, еще пару раз виделись. Так же в лифте.

— Больше он вас никуда не приглашал?

— Нет. Но он мне как-то сказал, что, если у меня будут какие-нибудь проблемы, я могу к нему обратиться. По любому вопросу. Я потому и зашел в их квартиру. Хотел денег у него занять. А он убитый лежит... Если бы мне родители давали денег, я разве стал бы...

— Что ж, на сегодня все.

— Скажите, а это правда, что мне большой срок светит? На первом допросе другой следователь сказал, что до двадцати лет, это правда? — губы его задрожали.

— Это по сто пятой статье, часть вторая, убийство с особой жестокостью. Да, максимальный срок — вообще пожизненное заключение. Но вы ведь не убивали?

— Нет! Я не знаю, как это доказать! — вскричал Олег и заплакал.

— Доказательная база —

это дело следствия. Ваша задача — помогать нам. Содействие в проведении следствия всегда учитывается. Только придумывать ничего не нужно.

— Зря я вам про кафе сказал... — вздохнул Олег.

— Придумал, что ли? — дружески улыбнулся Левин.

— Ничего не придумал! А только все это так... ощущения. Их же не докажешь...

Глава восемнадцатая. ПЕРЕХОД

Короток полярный день. Длинна полярная ночь. Темна украинская ночь. Чуден Днепр при тихой погоде. Аты-баты, шли солдаты... А пчелочка златая, а что же ты жужжишь? Ай-ай жалко мне, что же ты жужжишь... Нужно все время что-то говорить про себя, что-то петь. Иначе я просто упаду сейчас в этот снег, потому что нет больше сил передвигать ноги, налитые свинцом лыжных ботинок. Нет сил выбрасывать вперед короткие широкие лыжи. Правая, левая... Правая, левая... Ну вот, опять в гору! А пчелочка златая, а что же ты жужжишь? Зачем я пошел в этот чертов поход? Лежал бы сейчас дома, на диване... Смотрел телевизор... Всякие киношки, концерты новогодние... Левая, правая... Правая нога стерта, каждое движение причиняет резкую боль... Я просто упаду и все... И плевать...

— При-и-ва-а-а-ал! — раздался впереди колонны низкий голос Максимыча, отраженный огромными разлапистыми елями.

Митя остановился, прислонившись спиной к первому же дереву.

— Подтягивайтесь сюда! — крикнул Максимыч.

— Давай, Оленин, ты что встал-то? — сзади колонну замыкал Алеша Семенов. — Вперед, салага!

Митя оторвался от ствола, ощутил весьма сильный толчок в спину.

— Ты чего толкаешься?

— Иди, иди, любимчик!

Митя стиснул зубы, чтобы не ввязываться в ссору, которая могла привести к драке. Алеша Семенов, выпускник прошлого года, студент, спортсмен и все такое, почему-то невзлюбил Митю с первой минуты знакомства.

Оленин доковылял до обширной поляны, где, уперевшись рюкзаками в деревья, стояли измученные длинным, двадцатикилометровым, переходом лыжники. Юрий Максимович отдавал распоряжения: