Возьми удар на себя
Шрифт:
— Где раньше, а где позже?
— Раньше всех, еще прошлым летом, в Электродольске. Затем, весной, был Ульяновск.
— В прошлом году?
— Да.
— Он что же, не выезжал никуда все время между Электродольском и Ульяновском?
— Я же сказал, что две операции прошли с положительным результатом!
— А последняя?
— Да, ну и последняя — Саргов. Ноябрь прошлого года, то есть совсем недавно… Это все. Как правило, — добавил Анисимов, хотя об этом Турецкий его не просил, — между операциями проходило довольно много времени, иногда месяцев семь-восемь. Кожевников был блестящим сотрудником, им старались не рисковать. После суда должно было пройти не менее двух-трех месяцев… Лично я не думаю, что Сергея Павловича Кожевникова убили из-за его профессиональной деятельности.
— Мы учтем ваше мнение, — чуть мягче пообещал Турецкий. — А сейчас, если можно, остановимся на каждом из трех городов подробнее. Давайте прямо по порядку: что там у нас раньше всех? По-моему, Электродольск?
Мышеловка и сыр
Сергей Павлович Кожевников относился к тому счастливому типу людей, которые никогда не изменяют своим однажды и навсегда избранным принципам, делу, которому служат, и женщине, сумевшей стать не просто любимой, но единственной, то есть искренне разделившей с ним его убеждения. Все это — и принципы, и дело, и женщина — в его жизни было, а следовательно, и сама жизнь удалась. Так он считал, и был, несомненно, прав.
В свое время, сразу после блестящей защиты диплома в «Бауманке», получив предложение стать сотрудником государственной безопасности, система которой как раз находилась в процессе реорганизации, он согласился, практически не колеблясь. По его глубокому убеждению, Россия находилась на пороге возрождения, в государственных службах остро требовались люди принципиально иные, чем те, что довели страну до ее плачевного состояния: активные, молодые, дееспособные. А он всегда стремился находиться в гуще событий, считая это своим первейшим долгом.
Конечно, за прошедшие годы у Сергея случались разочарования, и сомнения порой тоже возникали. Однако двойная жизнь агента очень быстро затянула его, другой он к моменту встречи со своей второй женой уже давно не мыслил. Кожевников полюбил свои командировки, в огромном значении результатов которых никогда не сомневался, и полагал, что именно благодаря им гораздо лучше знал теперь свою страну, чем прежде.
В Электродольск, расположенный в двенадцати часах езды от столицы, просторно раскинувшийся на берегах петлявшей по городу Клязьмы, Сергей Павлович прибыл ранним июльским утром, обещавшим, как повелось тем летом, очередной жаркий и душный день. Здесь редкая для средней полосы России жара осложнялась еще и недопустимой, однако имевшей место задымленностью города, виновато в которой было не только большое количество заводов, в том числе военных, но и отсутствие соответствующих очистных сооружений, о наличии которых в советские времена не слишком заботились. Теперь же, как обычно, на них не хватало средств.
Впрочем, заводы, тем более военные, его не интересовали: «материальной базой» командировки, пресловутым куском сыра, который был уже практически уложен в мышеловку, рассчитанную на здешнего главу администрации, были три весьма успешных частных предприятия. Как обычно, к своим поездкам Сергей Павлович Кожевников готовился долго и тщательно, по возможности стараясь предусмотреть любые возможные накладки. Он не только внимательно изучал все поступившие от граждан города жалобы на очередного проштрафившегося и зарвавшегося чиновника, не просто собирал всю возможную информацию о его частной жизни и общественной деятельности, а также об окружении, конечно же и о самом городе тоже, — но и всегда, прежде чем отправиться в дорогу, еще в Москве пару раз встречался с местным агентом, который в конечном итоге и выводил его на подозреваемого во взятках.
Электродольск произвел на Сергея Павловича именно то впечатление, какое он ожидал: на своем веку Кожевников успел повидать десятки таких почти миллионных, однако не утративших своей провинциальной специфики городов. Именно эта специфика, по его наблюдениям, и являлась хорошо удобренной почвой для взяточничества: несмотря на солидное для России число жителей, круг тех, кто испокон веку «делал погоду» в подобных городах, был узок, чтоб не сказать — тесен. По преимуществу — здешняя политическая элита, благополучно перекочевавшая из советской эпохи в постперестроечную. Все друг друга знали, все находились друг с другом в давно устоявшихся отношениях и, соответственно, «рука руку мыла»… Что ж, как говорится, сколько ни виться веревочке, а конец все равно будет.
До гостиницы Сергей Павлович добрался на такси, почти не глядя по сторонам: индустриальные пейзажи, вполне ожидаемые, как обычно, сменились приземистым «сталинским» центром с неизбежной улицей Ленина, которую позабыли вовремя переименовать, а теперь просто махнули рукой. С сизыми, как и большинство московских, троллейбусами и едва дышащими на ладан автобусами львовского производства, катавшимися когда-то по всему Союзу и давно уже позабытыми в столичных городах. И конечно, лучшая в городе гостиница, без излишних затей названная именем самого города.
Уже в номере — действительно хорошем, уют которого напоминал всем людям среднего возраста о лучших годах детства, Сергей, сделав один-единственный деловой звонок своему здешнему коллеге, приезжавшему к нему в Москву, заказав завтрак по местному телефону, еще раз просмотрел бумаги, связанные с делом, прокрутил мысленно ту информацию, которая отражению в документах не подлежала, а хранилась исключительно в его голове…
«Легенда» Кожевникова была всегда одной и той же: успешный столичный бизнесмен, решивший не просто расширить свой бизнес за счет освоенного профессионального пространства, но и попытаться переориентировать его, присовокупив к уже имеющейся фирме предприятие, успешно работающее на ином рынке. Желательно — занятое обработкой сырья. Начать решил с провинции, где, как это понятно, подобная затея хоть и влетит в копеечку, однако не в столь увесистую, как в Москве… Естественно, относительно успешности предприятия, его доходности, ситуации с налогами предприниматель желает знать заранее, причем наверняка. Следовательно, ему необходимы сведения, разглашению не подлежащие, за которые он готов платить… Разумеется, в пределах разумного. А если пределы превысятся, что ж, в таком случае у него должен быть выбор между парой-тройкой предприятий различного направления.
Такого рода сведения можно получить, ясное дело, только через чиновника очень высокого ранга, которому их беззвучно предоставит как само руководство фирмы, так и местные налоговики. Именно таким чиновником и являлся глава электродольской администрации Иван Ильич Поярков, об аппетитах которого по части взяток ходили легенды.
На протяжении последних двадцати лет Иван Ильич трудился исключительно в местных властных структурах. Наиболее же заметный взлет в его карьере обозначился в последние пять лет. По сведениям Сергея, Поярков, кроме всего прочего, собирался при ближайшей возможности баллотироваться в депутаты Государственной думы: очевидно, провинциальная жизнь его больше не устраивала, тем более что старший сын Ивана Ильича уже второй год учился в столичном вузе, очевидно, и младшая дочка, любимица отца, только что закончившая здешнюю гимназию, поступать в институт собиралась тоже в Москве.
Если в качестве чиновника Поярков был, по всеобщему мнению, человеком властным, самоуверенным и бесчестным, в семейной жизни он проявлял качества диаметрально противоположные: верный муж и любящий отец… В семье Поярковых, насколько знал Сергей Павлович, царила редкая по нашим временам гармония. Даже дети, находившиеся в том самом возрасте, который во всем мире признан самым проблемным для родителей, судя по всему, приносили отцу с матерью сплошную радость. И учились оба на «отлично», и в пресловутых тусовках «золотой молодежи» в качестве участников замечены ни разу не были, и между собой жили дружно, и послушанием завидным, особенно по отношению к Ивану Ильичу, во всяком случае на людях, отличались.