Возьми удар на себя
Шрифт:
«Молочница» оказалась маленьким, чистеньким заведением в пятнадцати минутах езды от вокзала, Федора Ипатьевича здесь отлично знали и приветствовали самыми искренними улыбками. Молоденькая официантка, после того как они уселись за столик, поинтересовалась, что именно он будет брать, только у Володи. Очевидно, вкусы Никонова были ей хорошо известны и заказывал тот всегда одно и то же. Как выяснилось, вкусы у них с Яковлевым оказались схожими: обоим принесли по пышущей жаром яичнице, тосты, нарезанный ломтиками сыр и кофе. Вот за кофе Федор Ипатьевич наконец и заговорил, отвечая на Володин вопрос:
— Ну, прежде всего, — начал он, — единственное,
Никонов отхлебнул кофе, а Володя воспользовался возникшей паузой:
— Видите ли, Федор Ипатьевич, на этот раз тревога ложная: приехал я совсем не с целью проверки, информация мне нужна совсем другого рода.
— Вот как? — Его собеседник прищурился и пристально посмотрел Яковлеву в глаза. — И какого же рода требуется вам информация?
— Ну… В том числе, например, хотелось бы знать, что за личная заинтересованность в деле Елагина имелась у вас?..
Никонов помолчал, допил свой кофе и, поняв, что продолжать Володя не станет, невесело кивнул:
— Все куда как просто: Василия я знаю всю его жизнь, начиная с пеленок, поскольку он — сынок моего самого близкого, ныне покойного друга и сослуживца Гриши Елагина. И когда эта беда грянула и я, как выяснилось, поимел к ней немалое отношение. Я ведь, Владимир Владимирович, ни одной секунды не верил в то, что Васька способен эдакое учинить: парень он всегда был честный, весь по отцу! Не то что его младший братец Пашка… Про таких говорится, в семье не без урода.
— А можно подробнее и по порядку? — осторожно поинтересовался Яковлев.
— А это смотря какой смысл вы в слово «порядок» вкладываете.
— Как я понимаю из ваших же слов насчет того, что не верили, будто Елагин — взяточник, вы знали, что его в этом обвиняют, еще до того, как он был взят с поличным?
Никонов вздохнул и нехотя кивнул:
— Верно… Примерно за месяц до ареста Василия был у меня разговор с одним из моих, можно сказать, учеников, которому после моей отставки моя же должность и досталась… Не подумайте, что он меня подсидел, боже упаси! Хороший человек, честный и меня уважает. Потому и разговорились… Видать, хотел он через меня Василия предупредить насчет того, чтоб поосторожней был: мол, жалобы на него поначалу в нашу прокуратуру шли, насчет взяток, а теперь уже и в столицу пишут… Кто — не сказал, но выразил уверенность, что это завистник, претендующий на Васину должность… Ну а я, зная Ваську с пеленок, только отмахнулся: пускай, мол, проверяют, сами убедятся, что кто-то волну зазря гонит…
— То есть с самим Елагиным вы об этом не говорили?
— То-то и оно, что нет… Вылетело у меня, старого дурака, из головы: не сомневался я ни секунды, что никакие проверки Василию не страшны! Да только и это не все…
— Что же еще?
— Вот вы, Владимир Владимирович, — усмехнулся Никонов, — все вокруг да около ходите, а ведь небось в курсе, каким образом парня-то поймали, да еще и с поличным?
Яковлев нахмурился и слегка пожал плечами:
— Надо полагать, Федор Ипатьевич, в курсе прежде всего вы, коли уж по отношению к вам бывшие ученики-коллеги служебную тайну не
— Ну-ну!.. — Никонов неожиданно сердито сверкнул глазами. — А то вы, милицейские, и впрямь ангелочки! То есть лично вас обидеть не хочу, может, вы и не балуете с подставами вроде этой. Однако о том, как ваши подчиненные, особенно на местах, с людьми «разбираются», причем с людьми ни в чем не виноватыми, и вы должны знать!
Володя почувствовал, что краснеет, но… Словом, ответить ему, по сути дела, было нечего, что ни скажи — выходит, словно оправдывается.
— То-то и оно! — удовлетворенно констатировал Никонов. И, помолчав, продолжил: — Давайте все-таки не будем заниматься межведомственными разборками. Я и дальше вам расскажу о том, что вас интересует, да только при условии, что и с вашей стороны без недомолвок: о цели своей командировки вы мне так ничего и не сказали…
— А вас, вероятно, упомянутый ученик-коллега именно это и попросил выяснить? — Яковлев усмехнулся, а Никонов промолчал.
Володя подумал, что сейчас легко мог бы послать этого отставника куда подальше, тем более что рассказывать посторонним людям, с какой целью заявился в славный город Саргов, не только был не обязан, но и права-то не имел. Однако, с одной стороны, данный Федор Ипатьевич, похоже, и так знал достаточно много. С другой, судя по его информированности, то ли бывшие коллеги не считают его посторонним, то ли в здешних местах служебная тайна и вовсе понятие расплывчатое. С третьей — ну пошлет он его куда следовало бы, а дальше что? А дальше все, что не положено, Никонов и так узнает — от бывших коллег. Зато он, Володя, лишится при этом, возможно, весьма важной информации и, скорее всего, навсегда…
Все-таки некоторую осторожность Яковлев проявил.
— Я, Федор Ипатьевич, — сказал он, — участвую в расследовании убийства одного из свидетелей, выступавших на судебном процессе по делу Елагина.
Никонов зябко поежился, хотя в кафе было очень тепло, почти жарко, и горько усмехнулся:
— Дальше можете не говорить… — Ничего не скажешь, соображал отставной полковник быстро, даже имени свидетеля и то не спросил. — Вас, разумеется, интересует, не отсюда ли ножки растут?
Володя промолчал, спокойно отхлебнув кофе.
— То бишь, — продолжил Никонов, — имеется ли в Саргове человек, у которого есть все основания расплатиться с этим самым «свидетелем»? Имеется! И этот человек — перед вами…
При всей своей сдержанности Яковлев не сумел скрыть изумления, очевидно, ясно проступившего на его физиономии, потому что полковник покачал головой:
— Правда, я этого не делал и, надеюсь, сумею свою непричастность доказать… Как, кстати, его убили?
— Отравление, — коротко ответил Володя. И тут же спросил: — Вы что же, настолько горячо относитесь к сыну своего друга, что…
— Нет, дело не в этом… Хотя, конечно, и это тоже… Отравили, говорите, вашего бизнесмена?
— Во-первых, я не говорил, что отравили именно бизнесмена, — заметил Яковлев. — Насколько знаю, в деле фигурировало несколько свидетелей. Во-вторых, если уж говорить о бизнесмене, он скорее ваш, чем наш.
— Вот тут вы в точку, — с печалью произнес Никонов. — Ну а то, что убили именно его, тут, извините, не надо быть семи пядей во лбу… Речь идет о Кожевникове, не так ли?.. — И, поскольку Володя вновь промолчал, он продолжил: — Молодой мужик, насколько помню… Да, дела!..