Возьми удар на себя
Шрифт:
— Да, ситуация незаурядная, — согласилась Людмила. — Я бы сказала, нежизненная какая-то… Такое могло прийти в голову разве что начитанному ребенку… Но откуда у ребенка может взяться такая ненависть к Сергею и где они вообще могли столкнуться?! Вы не беспокойтесь, Леночке я ничего не скажу… Кстати, если б и сказала, она все равно не поверит!
Померанцев, проявив незаурядное терпение и выдержку, проводил Голдину до лифта, так и не сделав попытки взглянуть на отобранный ею снимок.
Вернувшись в свой кабинет, он обнаружил, что его шеф разговаривает с кем-то по телефону, —
— Вы с Вячеславом Ивановичем говорили? — Это был единственный вопрос, который Валерий задал шефу. И, получив утвердительный ответ, кивнул. — Когда едем в МВД?
— Прямо сейчас, одевайся. Слава утверждает, что ввиду срочности договорится с художниками сразу.
Грязнов-старший их не подвел, и точно так же не подвели всех троих специалисты. Точнее, один из них, как заверил Слава, самый опытный.
Внимательно рассмотрев оба снимка, пожилой, благородного вида художник, о котором скорее можно было сказать, что он принадлежит к актерскому клану, чем к сотрудникам МВД, удовлетворенно тряхнул красиво седеющей гривой и принялся за дело…
В полутемном зале стояла тишина, нарушаемая лишь гудением аппарата, более всего похожего на кинопроектор.
Вначале на маленьком экране возникло улыбающееся девичье лицо коротко стриженной светловолосой девушки. Затем вместо короткой стрижки появилась пышная копна темно-каштановых, почти черных длинных кудрей, слегка прикрывшая низ лица… Наконец ясные голубые глаза сделались карими, с густыми пушистыми ресницами… На молча сидевших в зале мужчин смотрела, безмятежно улыбаясь, пропавшая Виктория Степановна Крикунова, выглядевшая несколько старше своего светловолосого оригинала…
Прошла, наверное, целая минута, прежде чем Вячеслав Иванович Грязнов, скрипнув расшатанным стулом, крякнул и поднялся на ноги.
Александр Борисович посидел еще несколько секунд, прежде чем последовать его примеру.
— Спасибо вам огромное. — Он повернулся к находившемуся где-то за проектором художнику. — Можно включать свет… Сколько понадобится времени, чтобы это распечатать?
— Если вы подождете минут пятнадцать — двадцать…
— Мы будем в кабинете Вячеслава Ивановича, — кивнул Турецкий и направился к выходу вслед за Грязновым-старшим.
В кабинете мужчины еще некоторое время молчали, наконец Слава заговорил:
— Я бы не стал предъявлять претензии к Яковлеву, — осторожно начал он. — А ты?
Вопрос адресовался Турецкому, погруженному в какие-то явно нелегкие мысли.
Тот посмотрел на друга несколько удивленно и пожал плечами:
— И в мыслях не было… С чего ты взял? К тому же пока мы не знаем, в чем причина столь странного преображения… Я хотел сказать, какой-то шанс на то, что вовсе не она интересующая нас фигурантка, есть…
В этот момент он перехватил пристальный взгляд Померанцева и смешался, но тут же продолжил:
— В любом случае впереди
Ни Померанцев, ни Грязнов-старший ничего ему не ответили, одновременно и молча кивнув.
— Воспользуюсь твоим телефоном, — буркнул Саша и, сняв трубку, быстро набрал номер Анисимова. Михаил оказался на месте.
— Приветствую еще раз, — сухо произнес Турецкий. — У меня есть подвижки… Рассказывать долго, но вы можете отзывать своих оперативников из Ульяновска… Нет, Саргов нас тоже пока не интересует. И еще — большая просьба, Михаил Иванович: мы с Валерием Александровичем Померанцевым завтра выезжаем в Электродольск. Позвоните туда своим людям, попросите их до нашего появления в городе абсолютно никаких оперативно-следственных действий не предпринимать.
Завершив разговор с Анисимовым, Саша повернулся к Грязнову-старшему:
— Тебе, Слав, придется взять на себя таможенную службу… Что выяснять, и сам знаешь — пересекали ли границу в сторону Лимасола в означенный период Катя и Михаил Поярковы. Если да, когда возвратились…
Растаявшая в воздухе
Телефон зазвонил снова — уже в третий раз за это утро. Катя бросила взгляд на аппарат и тут же отвернулась к окну: во-первых, она догадывалась, кто звонит, и разговаривать с ним не собиралась. Во-вторых, вставать с постели, на которой лежала в расслабленной позе, ей было лень. Точнее — не было сил. Позвонит-позвонит и заткнется, поскольку в доме нет никого, кроме крепко спящего Миши. А его и пушками не разбудишь, не то что слабым треньканьем. Мать с дядей Валерой Хватаном, кажется, уехали смотреть какую-то квартиру — Катя слышала вчера краем уха их разговор… И чего мама так суетится? Как будто в этом есть какой-то смысл… В жизни вообще нет никакого смысла…
Аппарат продолжал надрываться и вдруг заткнулся на половине звонка. Девушка прикрыла глаза, намереваясь еще поспать, хотя время близилось к полудню. Но она в последнее время вообще много спала. Вздремнуть ей, однако, не удалось: за дверью комнаты послышалось шлепанье босых ног, дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели показалось заспанное лицо брата.
— Кать, возьми трубку, — смущенно произнес Михаил. — Кошечкин твой… Я спросонья брякнул, что ты дома…
— Он не мой, — равнодушно бросила его сестра и, вздохнув, потянулась к телефонному аппарату.
— Катенька?.. Наконец-то я тебя застал! — Голос Вальки, как всегда, был богат просительно-униженными интонациями. — Сходим сегодня в клубешник? Мишка сказал, ты в полном порядке, а я соскучился…
Катя на мгновение сжала зубы, ощутив неведомо откуда взявшийся, подкативший к гортани клубок тошноты. Впрочем, почему «неведомо откуда»? Ее всегда тошнило от этого урода Кошечкина, особенно от его вонючих слюнявых поцелуев… Просто раньше все было по-другому… зато теперь…
— А я по тебе не соскучилась, — Катя на мгновение отстранила трубку от уха и поглядела на нее брезгливо. — И вообще, не звони мне больше…