Возьмите нас в стаю
Шрифт:
— Ну нет, — возразил Тим. — У тебя до сих пор глаза распухшие. Мне следовало думать головой.
Таня улыбнулась.
— Это не от слез. Я всю ночь читала. Нашла в библиотеке пьесу и прочла. Со словарем, конечно. Очень трудно, но кое-как осилила, плюс мне еще помогали субтитры от фильма.
— Ого, — сказал Тим. — Надо же, как тебя зацепило… Даже не ожидал. И как оно тебе?
— Сначала, — серьезно произнесла Таня, — я была в ужасе. Я думала: что за ужасный человек этот Бернард Шоу, его следовало подвергнуть одиночному заключению! Что за отвратительные вещи и манеру поведения он продвигает, как лицемерны его герои, он, наверное, был одним из тех людей, которыми сорохи обязаны самыми темными страницами вашей истории!
— Ты маленько хватила, — Тим почувствовал, как его снова разбирает истерический смех. — Он, может, и ниспровергал некоторые моральные нормы…
— А потом я поняла, — с торжеством произнесла Таня, — что он вовсе не одобряет того, о чем говорят его герои! Что если герой говорит про себя, что он спокойный и терпимый человек, а ведет себя как сноб и нарцисс, то это значит не что автор плох, а что герой лицемер! Или что герой, как всякое разумное существо, заблуждается насчет себя. Но мне понадобилось дочитать почти до конца, чтобы понять это. И когда я это поняла, — она счастливо улыбнулась, — я подумала, что вы как аршалоки! Что ваше искусство может гораздо больше дать Галактическому Содружеству, чем полагали до сих пор!
— Погоди, погоди, — Тим ощутил, будто над ним издеваются. — Ты пытаешься сказать, что у вас нет сарказма? То есть вообще? Или иронии? Я ведь сам слышал, как ты иронизировала! Или… — Тим подумал, не пора ли бежать отсюда без оглядки, — или ты всегда говоришь серьезно?
— Конечно у нас есть и ирония, и сарказм, — удивилась Тэна. — Мы пока еще не нашли ни единой расы без чувства юмора. Просто одно дело шутить серьезным тоном или о серьезных вещах, а другое дело — написать серьезную книгу, где, показывая одно, на деле имеешь в виду совсем другое! Ваши писатели гении, что до этого додумались.
— По-моему, одно и то же…
— Нет-нет, это огромный скачок, уж поверь мне, — Тэна кивнула. — Знаешь, я не специалист-филолог, я не знаю всей литературы всех планет. Только то, что в школе проходили — избранное галактической классики. А это один-два рассказа на планету…
— На каждую? — усмехнулся Тим. — Их ведь больше сотни.
— Угу, — кивнула Тэна. — Я, честно сказать, всегда ненавидела литературу. Ужасный предмет!
Тим кивнул.
— Я тоже. У нас только в университете оказался хороший профессор. Умудрялся рассказывать о книгах так, что их хотелось читать. Хотя, должен признать, не всегда наши вкусы совпадали.
— Ну вот а мне не повезло. Может быть, нам рассказывали о таком литературном приеме на одном из уроков, который я проспала, не знаю. Но, возможно, вы, сорохи, создали нечто уникальное! Не знаю только, как это проглядели специалисты по контактам…
— Да нет, вряд ли, — усомнился Тим. — Наверняка кто-то еще это придумал…
А сам почему-то подумал о дотушах. Их стихи, даже в половинчатом переводе, бередили душу; их песни не отпускали; их представления об эстетики казались человеческому глазу вполне приятному. Возможно их жестокость — тоже что-то, что специалисты по контактам «проглядели»?
Или, может быть, дело в другом. Чтобы породить великую литературу, нужны великие потрясения. Шутки тем смешнее, тем хуже реальность, над которой шутят. У шемин-мингрелей никогда даже не было настоящих казней: худшее, что они делали со своими преступниками, это отправляли их в изгнание или приговаривали к пожизненному (правда, Тим видел их древние тюрьмы: не лучше арабских зинданов — то есть пожизненное в такой норе длилось, скорее всего, пару-тройку лет, а в холодном климате и того меньше). Никогда у них не было гонений по этническому принципу, почти не было межнациональной розни и даже классовая борьба проходила мягче: ребятам вроде Шолома Алейхема, Ярослава Гашека, Даниила Хармса или Марка Твена здесь просто неоткуда было взяться; не говоря уже о широчайшем спектре более позднего героико-сатирического эпоса, появившегося вместе с освоением космоса — книжками, которые Тим зачитывал до ошибок в файлах, когда был подростком…
Может быть, это какой-то закон жизни? Чем кровавее и ужаснее история, тем богаче культура…
И насколько тогда кровава реальность дотушей, если уж на то пошло?
Неделю спустя (триокскую неделю — то есть через десять дней) они попробовали посмотреть фильмы шемин-мингрелей.
Что ж, в некотором смысле вечер прошел очень познавательно. Действительно, над героями плавали полупрозрачные надписи с именем, возрастом и родом занятий (даже над второстепенными, которые и говорили-то пару слов), все диалоги подавались в лоб, а значение каждой сцены проговаривалось персонажами чуть ли не прямым текстом.
При всем при том, персонажи носили подчеркнуто яркую одежду, говорили громко и отчетливо, а действие двигалось сногсшибательно быстро, иногда перемежаясь музыкальными номерами, которые, однако, никто даже не пытался вплести в ткань сюжета. Например, герои сидят в кафе — почему бы не показать выступление местной группы?
А еще иногда герой просто откровенно поворачивался к камере и хорошо поставленным голосом излагал свою предысторию и свои мысли.
Все это — а в особенности подсознательные попытки отыскать джойстик — Тима быстро утомило, и он задремал, съехав вниз по спинке мягкого дивана в просмотровой. Проснулся от того, что Таня слегка толкнула его в плечо.
— Эй, проснись, — сказала она. — Я уже поняла, что наши фильмы для тебя слишком слабые. Не буду тебя дальше мучить.
— Да нет, очень… мило, — соврал Тим спросонья.
— Помнишь Мерха? Он работал в вашем посольстве вместе со мной.
Тим не помнил, но кивнул.
— Я еще неделю назад позвонила ему и попросила найти в вашей видеотеке что-нибудь интересное, с субтитрами. И он нашел! Думаю, это понравится нам обоим.
— Что? — довольно испуганно поинтересовался Тим.
Таня взяла пульт, зашла в свою личную директорию и выбрала файл. Когда она развернула его на весь экран, Тим почувствовал, что у него волосы становятся дыбом.
— Таня, — сказал он. — Это очень старый фильм! И ты же понимаешь, что в целом люди не рассматривают все контакты с инопланетянами таким образом…
— Шшш, — сказала Таня. — Я уже посмотрела несколько сцен. Спецэффекты, конечно, староваты, но такая экспрессия! Даже с вашей мимикой актеры умудряются передавать очень сильные эмоции, и все понятно. К тому же, уровень агрессивности этого фильма должен отвечать социально определяемой части твоего вкусового диапазона… я имею в виду, мужчинам и военным такое должно нравиться, да?