Возьмите нас в стаю
Шрифт:
Рубка — вещь совершенно излишня. Космонавтам все равно приходится сидеть в креслам плотно пристегнутыми, потому что, даже если на корабле есть искусственная гравитация, она все равно на время боя неизбежно отключается. А даже если бы не отключалась — мало хорошего валиться на пол от каждого толчка или от резкого торможения, чей эффект никак не зависит от вакуума.
Управление кораблем лучше всего децентрализовать: если выведут из строя один центр управления, всегда можно будет положиться на другой. А общаться лицом к лицу экипажу нет никакой необходимости, были бы целы коммуникационные системы корабля. Ну
Поэтому уже очень давно на всех земных кораблях вместо одной общей рубки делалось три или четыре центра управления. В центральном, «на мостике», несли вахту, остальные дополнительные навигаторы и пилоты занимали на время боя. Причем членов экипажа старались усаживать так, чтобы даже одна выжившая пара офицерского состава могла бы отстрелить все поврежденные модули, рассчитать траекторию входа в «перпендикулярное пространство» и с оставшимися модулями кое-как добраться до ближайшего порта — были бы целы ходовые двигатели!
И это ведь был не какой-то гениальный ход, не какое-то великое открытие — просто мера предосторожности!
А у шемин-мингрелей действительно имелась рубка, примерно такая, какая рисовалась в этих старых фильмов: просторная, с двумя рядами рабочих станций, что находились на ступеньках, одна ниже другой, с капитанским креслом на возвышении и даже с передним куполом большого обзорного экрана, на который выводился вид с любых корабельных камер или нужные схемы. Тиму объяснили, что можно было бы сделать и голографию, но плоское изображение проще для восприятия.
Спасибо хоть на том, что они догадались упрятать рубку вглубь корабля, а не пристроить ее на наружную обшивку в виде мезонина.
Может, причина была в этой неистребимой шемин-мингрельской тяге к коммунальности, может быть, в том, что на их кораблях искусственная гравитация в самом деле работала. Работала, черт побери.
Например, сейчас, когда корабль входил в плотные слои атмосферы четвертой планеты и, по идее, они должны были ощущать планетное гравитационное поле, в рубке все оставалось по-прежнему. Пол не кренился, забавная фигурка какого-то зверька, что стояла на панели перед одним из штурманов, не норовила никуда съехать. Как будто они не в настоящем корабле, а в симуляторе.
Рената что-то вполголоса пробормотала по-немецки. Кажется, все-таки что-то цензурное, вроде «Офигеть», но Тим не был уверен. Немкого он нахватался в свое время только поверхностно, от ребят в казармах. Зато Вонг не скрывал своего удивления и досады:
— Блин, — произнес он, глядя на показания экранов, согласно которым корабль был наклонен под углом восемьдесят градусов, — продали бы они технологию Земле, мы бы уж говно носом на маневрах не размазывали.
Вонг говорил по-русски, а на этом языке его лексикон отличался колоритом, ибо он выучил его тем же способом, что Тим — китайский и немецкий: в казармах. Они все условились общаться именно на русском, потому что шемин-мингрели поднахватались и упрощенного китайского, и английского, что были в ходу в посольстве. Тим, правда, еще знал кантонский диалект (была у него девушка оттуда), и Вонг его тоже знал, потому что половина его семьи обитала в Шанхае, но это исключило бы из диалога Ренату и Бергмана. А так, на удивление, исключало только Бергмана: Рената немного
Но Бергман все равно на мостике отсутствовал: он нес вахту в инженерном отсеке.
Тим мог только солидарно вздохнуть.
Да, эта чертова рубка, отрицающая законы физики, имела свои преимущества. Во-первых, то самое пресловутое чувство локтя, которое не чуждо людям точно так же, как и шемин-мингрелям. Во-вторых, он мог взять сюда Джека, и никто и слова не сказал: у всех шемин-мингрелей нэли были с собой.
Если бы Джек не сидел смирно у его кресла, Тим бы чувствовал себя гораздо хуже.
Четвертая планета — четвертая от конца на самом деле, так, от внешнего края системы считали планеты шемин-мингрели — теперь предстала перед ними в хай-деф, развернутая на весь передний экран. Вблизи, нельзя было увидеть на ней ничего такогого, чего они не видели заранее: мрачный мир, с тяжелой серной атмосферой, плюющимися лавой вулканами и кипящими морями. Его первый помощник, шемин-мингрелька с практическим земным именем Олежа Пирс, была абсолютно уверена, что местечко самое подходящее.
— Господин капитан, — проговорила она из-под его правой руки: справа и чуть ниже находилось ее кресло. — При всем уважении, разрешите все-таки выяснить, для чего мы произвели снижение? Что может дать визуальный осмотр такого, что не могут дать сенсоры?
Тим промолчал. Олежа продолжала:
— Осмотр планеты затруднен из-за высокого уровня радиоактивного излучения и этих облаков высокотемпературного газа. Нашим сенсорам даже рельеф местности тяжело отследить. А у дотушей высокая технология. Им тут спрятаться ничего не стоит. По-моему, нам стоит вызвать вспомогательную группу для прочесывания…
Тим покачал головой, и прекрасно вышколенная Пирс осеклась на полуслове. Сначала Тиму казалось, что уютные невысокие шемин-мингрели словно бы любили играть в армию, с такой комичной серьезностью они выполняли его приказы и следовали протоколу, который тоже до смешного напоминал земной. Разве что «сэром» или «товарищем капитаном» его никто не называл. Но нет, это была не игра, и Тим отлично это понимал. Как и все остальные на корабле.
Тим еще раз окинул взглядом пейзаж. Он думал, может быть, он красив — сухие схемы съемки не могли бы это передать. Может быть, тут мрачно-свинцовое небо, клубящее облаками всех оттенков багрового, нависает над сверкающими скалами вулканизированного хрусталя… Нет, ничего подобного. Небо навалилось косматой вздувшейся крышей. Желто-серый туман окутывал все, скрадывая даже демонические очертания гор, если они тут были; жидкость растекшаяся внизу, казалась мутной и грязной. Корабль летел над планетой, а под ним тянулась все та же равнина, унылая в своем многообразии. Безрадостный мир.
— Нет, — сказал он, — дотуша тут нет. Почти наверняка. Подробное исследование этой планеты оставим напоследок.
— Разрешите спросить, почему? — уточнила Олежа.
— Вы же читали материалы по дотушам, — сказал Тим. — Они эстеты. Или хотя бы тот, кого мы ищем, — эстет. Он бы в этой дыре и дня не провел.
На лицах всего экипажа мостика (а кроме Олежи, Вонга и Мейснер тут присутствовал еще шемин-мингрельский штурман) отразился порядочный скепсис. Один Джек смотрел на Тима с неизменным максимальным доверием.