Возмущение праха
Шрифт:
— Ну и что? Не понимаю, чему вы радуетесь, — откликнулся хмуро полковник.
— Тому, что есть шанс на спасение, — патетически возгласил Щепинский: он, как видно, снова почувствовал себя на подмостках, — есть надежда на успешную реанимацию.
— Такую же, как у этого? — не понял его полковник.
— Нет, полноценное восстановление. Имеются специальные программы, они возвращают к жизни такую рухлядь, что совсем на ладан дышат. А здесь организм здоровый, жизненно важные органы в порядке. Вероятность успеха достаточна высока.
— В случае неудачи… это не помешает диагнозу
— В случае неудачи мы будем иметь то, что имеем.
— Значит, ничем не рискуем… Сколько на это уйдет времени?
— Часа два, максимум три.
— Что же, раньше шести нам нашего врача все равно не доставить. Ладно, действуйте.
— Мне понадобятся квалифицированная лаборантка и донор. О, полковник, ведь у вас был второй донор! Он еще здесь?
— Да, в машине.
— Давайте его сюда. Его можно использовать на износ?
— Да, материал неподотчетный.
— Превосходно. Это перст судьбы, полковник, что вы прихватили с собой запасного донора.
Пока полковник руководил удалением из Института трупов и ликвидацией следов разгрома в лаборатории «икс», Щепинский названивал по телефону своим возможным ассистенткам. По иронии обстоятельств и к моей пользе, первая, кого ему удалось извлечь из постели, была Кобыла. Она обещала приехать минут через двадцать, благо тачка стояла у нее под окном. Это был для меня просто подарок: в дополнение к фонограммной, видео- и фотодокументации на стол Порфирия ляжет еще и отчет Кобылы.
Однако наша трудовая ночь неожиданно удлинилась, и, воспользовавшись короткой передышкой в событиях, я отправил Джефа на кухню приготовить нам что-нибудь из еды и, главное, крепкий кофе.
Меня несколько озадачил непредвиденный поворот событий, хотя, собственно, ничего предвиденного в данной ситуации вообще не могло быть. В зависимости от результата затея Щепинского могла и увеличить, и снизить эффективность проводимой нами операции. И еще я подивился легкомыслию Щепинского — воистину авантюрист, прямо-таки нарывается на приключения. Еще неизвестно, как с ним обойдется Чешуйцев, если ему доведется ожить.
Кобыла прикатила мгновенно, выслуживаясь одновременно и перед Щепинским, и передо мной, — она, как и Бугай, усвоила, что любая поставляемая ею информация индивидуально оплачивается зелеными купюрами.
Дальше пошла обычная последовательность процедур: глюкоза и витамины, трансфер-камеры, гипнофон, гипнограммы, включение сетей биотрансляции, биоконтроля, биокоррекции — все это я знал уже наизусть, как работу раз навсегда заведенного механизма.
Первые два часа у них все шло хорошо, если судить по репликам Щепинского. Время от времени он делился с полковником радостью по поводу уничтожения в организме генерала токсинов, реабилитации гемоглобина, а затем и полного восстановления состава крови. Энтузиазм профессора отчасти заразил и полковника, и, когда Щепинский пригласил его посмотреть на экране монитора диаграммы, показывающие, как хорошо идет настройка восстановленной иммунной системы, тот даже высказался в смысле, что от науки в конечном итоге больше пользы, чем вреда, если, разумеется, за учеными как следует присматривать.
А меня начали одолевать сомнения — отнюдь
Но вскоре ситуация осложнилась.
— Странно, странно, — недоумевающе бормотал Щепинский.
— Что-нибудь не так? — немедленно вскинулся полковник.
— Да нет, все так… Только немного странно… Вот, блок контроля сигнализирует: возникла асимметрия почек… а теперь еще и гипертрофия щитовидной железы.
После секундной паузы он добавил, по-видимому обращаясь к Кобыле:
— Включи резервный компьютер… и возьми дискету в моем кабинете… подожди, вот ключ от сейфа.
— Может, лучше остановить это дело? — Полковник, как обычно, говорил с барственной ленцой в голосе, но сиплые нотки выдавали его напряжение.
— Нельзя остановить. Невозможно, — у Щепинского явно начиналась паника, — он сейчас не мертвый и не живой, если остановить — будет мертвый. А новая реанимация будет в сто раз сложнее, если вообще возможна.
— Ну что же, мертвый так мертвый. Я понимаю, вы не всесильны, — философски заметил полковник, и по этой реплике я заключил, что его порученцы в данный момент в лаборатории отсутствуют.
— Готово. В каком порядке активизировать блоки? — вклинился в разговор совершенно равнодушный голос Кобылы. Фантастическая баба, успел я подумать.
— Весь аварийный пакет. Сначала общий контроль, потом экспресс-коррекцию, потом все остальное.
С полминуты слышалось только щелканье клавишей, словно соло на дикарском музыкальном инструменте, сделанном из костей, да иногда попискивали компьютеры. А затем раздались настырные громкие гудки, напоминающие сигнал «Не забудьте выключить телевизор», — насколько я помнил из объяснений Фимы, это означало опасную дестабилизацию процесса.
— А это что значит? — раздраженно спросил полковник.
В ответ Щепинский проблеял что-то нечленораздельное.
— Процесс вышел из-под контроля, — спокойно пояснила Кобыла.
— Выключай, — голос полковника прозвучал, сдавленно.
— Я здесь выполняю только указания профессора Щепинского.
— Выключай… выключай, — издал тихий стон Щепинский, и на него наложился полковничий рев:
— Выключай, сука!
Стали раздаваться щелчки — Кобыла методично, наверняка в предписанном инструкцией порядке, выключала аппаратуру, и одновременно я услышал стук падающих предметов, треск чего-то ломаемого и совершенно непонятный звук — больше всего это было похоже на собачий вой, но странного, очень низкого тембра.
— Какой кошмар! — с неподдельным ужасом выдохнула Кобыла перед тем, как выключить последний компьютер.
Все смолкло. Я остановил запись, невольно вполголоса выругавшись.
— Проблемы с аппаратурой, начальник? — удивленно покосился на меня Джеф.
— Нет, просто там все выключили. И наши «жучки» тоже. А я много бы дал сейчас, чтобы заглянуть туда хоть одним глазом.
Впрочем, я тут же получил частичную компенсацию: у них там заработал сотовый телефон, и мне удалось на несколько секунд включить в лаборатории видеокамеру.