Возраст любви
Шрифт:
— Как я выгляжу? — слабым голосом спросила она, и Джек невольно улыбнулся. Этот вопрос до такой степени напомнил ему о прежней Аманде, что он не стал увиливать и ответил честно.
— Не очень, — сказал он. — Даже, пожалуй, еще хуже…
— Оно и есть хуже. — Аманда поморщилась. — Ощущение такое, словно тебя режут пополам бензопилой.
— А это… Ну, когда натягивают губу на затылок?
— Это мне еще предстоит.
— Бедная моя, скорей бы уж все кончилось…
Тем временем лифт поднялся на третий этаж, и Аманду ввезли в просторную светлую
— Это еще зачем? — перепугался Джек.
— Для вас, если, конечно, вы хотите видеть, как рождается ваш ребенок, — заявила сестра и, без церемоний сунув Джеку одежду, вызвала дежурного врача, чтобы он пришел обследовать Аманду.
Молодой врач появился минуты через две — Джек даже не успел переодеться. Быстро осмотрев Аманду, он заявил, что зев раскрылся на восемь сантиметров и что шейка матки продолжает расширяться. Когда он закончил осмотр, маточный зев раскрылся уже на девять с половиной сантиметров.
— Дайте мне азот, — простонала Аманда, с силой сжимая поручни каталки. — Или морфин… Хоть что‑нибудь! Я не выдержу!
— Слишком поздно, миссис Кингстон, — ответила медсестра. — На семи сантиметрах еще куда ни шло, но не сейчас. Почему вы не приехали раньше?
— Потому!.. — отрезала Аманда, стискивая зубы. — Я была чертовски занята. Я ехала сюда в долбаном «Феррари» моего мужа…
И она неожиданно расплакалась. В трудной ситуации, в которой она оказалась, не было ничего смешного, и Джек, только что вышедший из‑за ширмы, за которой переодевался, непроизвольно шагнул вперед, чтобы утешить ее, но Аманда перестала плакать так же внезапно, как и начала.
— Вы что, хотите сказать, что, если бы я приехала сюда полчаса назад, я получила бы обезболивание? — спросила она срывающимся от волнения и боли голосом и попыталась даже приподняться на локте, но силы изменили ей, и она рухнула обратно. — Это ты виноват! — заявила она Джеку, который в своей салатовой униформе стал похож на больничного уборщика. — Ты, ты, ты!
— В чем? В чем я виноват?! — опешил он поначалу, но потом его взгляд упал на ее огромный живот. — Ах, в этом!.. Пожалуй, тут ты права, — покорно согласился он. — Кстати, — добавил он, величественно поворачиваясь к врачу и медицинской сестре. — Никакая она не миссис Кингстон. Перед вами — миссис Уотсон.
— Вот как? — удивился врач и, близоруко сощурившись, поднес к глазам ее медицинскую карточку. — А здесь написано, что это миссис Кингстон. Миссис Аманда Кингстон…
— Нет, это миссис Аманда У‑уотсон. Я на этом настаиваю, — заупрямился Джек, у которого в голове все еще играло выпитое перед сном шампанское.
Аманда поняла, что пройдет еще несколько часов, прежде чем он протрезвеет, и поспешила вмешаться.
— Неважно, кто я такая, — сказала она. — Просто вызовите моего врача. Где он?
— Я здесь, — донесся от дверей спокойный голос, и Аманда, повернув голову, увидела акушерку, которая наблюдала ее с самого начала беременности.
— Наконец‑то! — воскликнула она и испустила вздох облегчения. — Мне нужно болеутоляющее, а они не хотят мне его давать!
Акушерка пошепталась с молодым врачом.
— Как насчет морфина, миссис Аманда?
— Очень хорошо. Только поскорее! — пробормотала Аманда, и сестра, настраивавшая аппарат УЗИ, быстро сделала ей укол. Потом она подвесила над каталкой капельницу и ввела Аманде в вену толстую канюлю.
Все это заняло не больше пяти минут, но этого вполне хватило, чтобы Джека опять начало мутить. Комната перед его глазами бешено вращалась, и он, крепко зажмурив глаза, скорчился в кресле в углу.
— Может быть, дадим мистеру Уотсону чашечку нашего фирменного черного кофе? — спросил врач, и медсестра вопросительно посмотрела на него.
— Раствор номер четыре?
— Вот именно.
Тут медики рассмеялись, и Джек рискнул открыть один глаз. Аманду по‑прежнему мучили боли, но, судя по выражению ее лица, уже не так сильно, как вначале. Очевидно, морфин начинал действовать.
Он уже собирался спросить, что это за «кофе номер четыре», когда дверь отворилась, и в комнату вошли Джен и Луиза. Не обратив на Джека никакого внимания, они прямиком бросились к матери.
— А, это вы… — пробормотала Аманда. Морфин в самом деле начинал действовать, и ей чертовски хотелось спать. — Вам… вам не нужно тут быть. Особенно тебе, Джен. Подожди снаружи, ладно?..
— Почему снаружи?! — воскликнула Джен, нежно гладя мать по щеке, а Луиза полезла в сумочку и достала оттуда огромный пакет колотого льда. Когда она рожала своих детей, ей ничего так не хотелось, как почувствовать во рту приятную прохладу талой воды.
— Потому что, после того что ты здесь увидишь, ты можешь вовсе не захотеть рожать детей… — сказала Аманда, закрывая глаза. Потом веки ее снова дрогнули и она добавила: — Хотя дело того стоит… какими бы ни были страдания. Я люблю тебя, Джен. И тебя, Лу. Я люблю вас обеих…
С этими словами Аманда отключилась, крепко сжав зубами кусочек льда, который Луиза положила ей в рот.
В начале шестого врач и акушерка снова осмотрели Аманду и решили, что ее пора перевозить в родовую палату. Между тем действие морфина заканчивалось. Аманда очнулась и снова начала жаловаться на боль.
— Я чувствую себя так ужасно… — простонала она таким странным голосом, что Джек, сидевший в углу со второй чашкой крепчайшего кофе, чуть не вылил его на свою зеленую пижаму. — Ну почему, почему мне так нехорошо?
— Потому что совсем скоро ты должна родить, — напомнила ей Луиза, и Джек, поставив кофе на пол, тоже подошел к каталке. Он наконец окончательно протрезвел.
— Тебе плохо, родная? — с сочувствием спросил он.
— Мне плохо, очень плохо, Джек, — проговорила она еле слышным голосом, снова прикрывая глаза. — Мне кажется, что я вот‑вот лопну…