Возраст не помеха
Шрифт:
– Развит и дерзок ты не по годам. Ты хоть представляешь, с кем говоришь? – все же спокойно продолжил Еременко.
– Конечно. Нам показывали в школе фотографии многих деятелей и военачальников РККА и партии. Вы, если не ошибаюсь, генерал-полковник Еременко. Желающий меня расстрелять – член Военного совета Хрущев. О нем, да и о некоторых других деятелях, немцы много чего говорили.
– Что именно? – вскинул бровь Еременко.
– Ой, там столько всего было, если нужно прямо сейчас, дайте карандаш и пару листов бумаги, я все, что знаю, что слышал от немецких офицеров, напишу.
Таким образом, я подвел разговор именно к тому, чего хотел, а именно – сдать все это дерьмо наподобие Хруща. Понятно, что это я не Сталину пишу, может, эти бумаги никуда отсюда не выйдут, но душу я облегчу. У меня появился шанс легализовать свои знания из будущего, ссылаясь на обучение в Германии. А кто проверит, мог я получить такие знания там или нет?
Писал я три часа. Сделал доклад в виде выписки-характеристики, как будто у немцев я такие и видел. Видели бы вы, с каким рвением побежал следак докладывать о них, когда я закончил. Я еще и приписал, что эти сведения нужно донести до товарища Сталина! Чуть по морде не получил, когда следак увидел.
Ночью за мной пришли. Выводил из камеры следак, был молчалив и сдерживал злость. На улице меня встретили трое военных, в полном обмундировании, разведка, видно сразу.
– Привет, диверсант! – кивнул, видимо, старший отряда.
– И вам здравствовать, – ответил я. – Захар.
– Представляться не стану, не взыщи, называй командиром.
– Хорошо, – кивнул я.
– Пошли, нам нужно тебя в город переправить. Готов?
– Хоть бы поесть дали, кроме воды, за трое суток во рту ничего не было.
– Иди давай, есть он хочет! – фыркнул в спину следак.
Когда отошли немного в сторону, у разведки была своя машина, а находились мы сейчас в нескольких километрах от Волги, парни достали нехитрые припасы и предложили мне.
– Спасибо, ребята, – кивнул я, открывая банку тушенки ложкой.
– Хрен ли у него выучка! – тихо хмыкнул один из бойцов. Здоровый такой, под метр девяносто парень и с веснушчатым, каким-то детским лицом; о нем складывалось двоякое впечатление. Есть такие люди, хоть и мало их. Рост, мышцы, подсознательно ждешь от таких надменности, показного превосходства над тобой, маленьким и дохлым. Но веселое, или как у этого бойца, детское лицо, уничтожает всю теорию.
– Да, Малыш, ты так не сможешь! – усмехнулся их старший. Этого сейчас я разглядел чуть лучше. Лет под тридцать, спортсмен, скорее всего боксер, нос и уши об этом говорили. Ну или просто драться любил.
– Не, я только ем! – усмехнулся Малыш, блин, кто бы удивился такому прозвищу, и все остальные заржали.
– Хорошо учат враги? – серьезно вдруг спросил старший группы.
– Неплохо, – кивнул я, прожевывая кусок мяса.
– Интересно было бы посмотреть, вдруг чего нужного бы увидели, – вступил в разговор третий боец. Этот был невысоким, жилистым и каким-то незаметным, что ли. Взгляд интересный, сосредоточенный, острый. Не вижу у них оружия, в машине оно, но скорее всего снайпер, он прямо идеально подходит.
– Да вам, я думаю, самим есть что показать, не простые пехотинцы ведь? – взглянул я так же остро в глаза снайперу.
– А кто же мы? – деланно удивился старший группы.
– Не, ребята, спецов видно, не спорьте, вы не пехота, – покачал я головой. А командир группы, кажется, даже расстроился.
– Что, так сильно заметно? – все же спросил он.
– Вы даже ходите не как все солдаты. Опытный глаз вычислит вас из взвода на раз-два. Но это ж не ваша вина, да и не вина вовсе. Вас готовят не для того, чтобы кто-то разглядывал. Вы, – я посмотрел на старшего, – командир группы, хороший рукопашник. Малыш, – я усмехнулся, – пулеметчик.
– Вот, командир, я же говорил, что обидное прозвище, даже ребенок смеется, – сделал вид обиженного Малыш.
– Я не смеюсь, но прозвище да, подходящее
И все засмеялись.
– А я кто? – вперил в меня свой орлиный взгляд третий боец.
– Снайпер и, скорее всего, подрывник, – пожал я плечами.
– По составу разложил, – кивнул своим мыслям старший группы, – командир вряд ли снайпер, сильный – пулеметчик и так далее, верно? – спросил командир.
– Почти, – уклончиво ответил я. – Говорю же, видно по вам. Но обычный солдат, думаю, не определит.
– Ты, значит, не обычный, – покусал губы командир, – ты ж вообще пацан еще, тебе в игрушки играть, а ты на фронте!
– Я и играю, – посмотрел я на старшего так, что даже заметил, как он передернулся. – Да и не солдат я.
– Да это, командир, даже не волчонок, настоящий волк. Не убьют, волчарой станет не хуже тебя! – выпалил Малыш.
– Извините, товарищи бойцы, просто нас действительно готовили хорошо. Немцы занимаются этим тщательно, не спешат. Если бы не проблемы на Волге, скорее всего, нас бы еще не выпустили.
– А что, они считают, что у них проблемы?
– Да, по приказу фюрера генерал Паулюс должен был взять Сталинград еще в июле-августе. Говорили, я слыхал, что Гитлер очень недоволен медлительностью, планы горят. Да и состав тут не полностью немецкий, наверняка знаете.
– А при чем тут вы? Какая бы ни была подготовка, но вас же не дивизия, не полк даже.
– Не полк, даже не рота. Вы в курсе, как обстоят дела у того подразделения, где меня поймали?
– Поймали, или сам сдался?
– Да какая разница, – усмехнулся я. – Конечно, сам пришел, не в том вопрос.
– Да, говорят, они серьезно фрицам вломили возле Царицы, да в центре хорошо всыпали. Правда, все равно там легче не стало, слишком мало сил у ребят.
– Это да, если бы те батальоны, что держатся в городе, были хотя бы полного состава… В общем, если бы я служил фрицам, как должен, то этого батальона уже не было в живых. Все просто, немцы на всех фронтах так действуют. В начале войны помните, кто резал связь, захватывал переправы и мосты, аэродромы, уничтожал небольшие подразделения? Ведь сами знаете, ударив в слабое место и проделав брешь, можно окружить уже более значительные силы, а уж тут, на Волге, лишние сто метров и все, некуда нам будет отходить.