Возрождение
Шрифт:
Я думал, что не смогу уснуть, но вырубился почти мгновенно, посреди размышлений, что сказать Джейкобсу, когда его увижу. Если увижу. Проснувшись рано и обнаружив за окном еще одно ясное осеннее утро, я решил, что лучше всего будет действовать по наитию. Если я не стану прокладывать рельсы, рассуждал я (возможно, ошибочно), то меня с них никто и не столкнет.
В девять утра я сел в свою прокатную машину, проехал четыре мили, ничего там не обнаружил. Примерно еще через милю я остановился у прилавка с последним урожаем сезона. На мой взгляд деревенского парня, картошка была так себе, зато тыквы — просто
— Вы его проехали, — ответила девочка, старшая из двоих.
— Да про это-то я догадался. Только не понимаю, как. У меня вроде бы были точные координаты, да и поместье — не иголка.
— Там раньше была табличка, — сказал мальчик, — но дядька, который снимает дом, ее убрал. Папа говорит, что он, наверно, любит жить сам по себе. А мама говорит, что он воображала.
— Вилли, заткнись. Мистер, вы будете что-нибудь покупать? Папа не разрешает нам закрываться, пока не продадим товара на тридцать долларов.
— Я куплю тыкву, если вы мне толково объясните дорогу.
Она испустила театральный вздох.
— Одна тыква! Полтора бакса. Вот счастье-то.
— Как насчет одной тыквы за пять долларов?
Вилли и его сестра переглянулись, и она улыбнулась.
— Пойдет.
Я ехал обратно той же дорогой, и моя весьма дорогая тыква лежала на заднем сиденье, как оранжевая луна. Девочка сказала, чтобы я искал большой валун с надписью краской «Металлика» рулит». Увидев его, я сбросил скорость до десяти миль в час. Через триста пятьдесят ярдов показалось ответвление дороги, которое я в первый раз пропустил. Оно было заасфальтировано, но въезд на него зарос травой и был завален палой листвой. Мне показалось, что это маскировка. Когда я спросил детей за прилавком, чем занимается новый жилец, они только пожали плечами.
— Папа говорит, что он, наверно, сколотил состояние на бирже, — сказала девочка. — Денег у него небось полно, раз он может жить в таком месте. Мама говорит, там комнат штук пятьдесят.
— А зачем вы к нему едете? — спросил мальчик.
Сестра пихнула его локтем в бок.
— Вилли, невежливо о таком спрашивать!
Я ответил:
— Если он тот, на кого я думаю, то мы были знакомы много лет назад. И благодаря вам я привезу ему подарок.
Я взвесил на руке тыкву.
— Из нее выйдет много пирогов, это точно, — сказал мальчик.
«Или фонарь на Хэлоуин, — подумал я, сворачивая на аллею, ведущую к «Латчес». Ветки хлестали по бортам машины. — С яркой электрической лампочкой вместо свечки. Позади дырок для глаз».
Дорога — а после пересечения с шоссе она становилась именно дорогой, широкой и хорошо заасфальтированной, — поднималась наверх серпантином. Дважды мне пришлось остановиться, чтобы пропустить оленей. Они смотрели на машину без всякого страха. Наверное, в этих лесах давным-давно никто не охотился.
Через четыре мили я уперся в закрытые кованые ворота, обрамленные табличками: слева – «Частная собственность», справа – «Проход запрещен». На столбе из бутового камня виднелась коробка селектора с видеокамерой, направленной на потенциальных посетителей.
— Эй! Есть там кто-нибудь?
Сначала — тишина. И наконец:
— Чем могу вам помочь?
Звук был намного чище, чем у большинства селекторных систем — просто отличный. Но, с учетом интересов Джейкобса, это меня не удивило. Голос принадлежал не ему, но показался мне знакомым.
— Я приехал к Дэниелу Чарльзу.
— Мистер Чарльз не принимает посетителей без предварительной договоренности, — сообщил селектор.
Я обдумал это и снова нажал кнопку «Говорите».
— А как насчет Дэна Джейкобса? Под этим именем он выступал в Талсе с ярмарочным аттракционом «Молниеносные портреты».
Голос из динамика произнес:
— Я не понимаю, о чем речь. Уверен, что и мистер Чарльз не понял бы.
До меня внезапно дошло, чей это был тягучий тенорок.
— Скажите ему, что это Джейми Мортон, мистер Стампер. И напомните, что я присутствовал при его первом чуде.
Последовала долгая пауза. Я уже решил было, что беседа окончена, и я остался посреди реки без весел. Оставалось разве что протаранить ворота моей скромной прокатной машиной, и я был почти уверен, что в этой схватке ворота победили бы.
Когда я собрался разворачиваться, Эл Стампер спросил:
— Что это было за чудо?
— Мой брат Конрад потерял голос. Преподобный Джейкобс его вернул.
— Взгляните в камеру.
Я взглянул. Через несколько секунд из селектора раздался другой голос.
— Заезжай, Джейми, — сказал Чарльз Джейкобс. — Как я рад тебя видеть!
Заурчал электрический мотор, и ворота отъехали в сторону по скрытым колеям. «Как Иисус, пересекающий Мирное озеро», — подумал я, садясь в машину и заводя мотор. Ярдов через пятьдесят дорога снова круто заворачивала, и еще не добравшись до поворота, я увидел, что ворота закрываются. Неудивительно, что моей первой ассоциацией были обитатели Рая, изгнанные за то, что съели запретное яблоко. В конце концов, я вырос на Библии.
Когда-то «Латчес» был обширным викторианским поместьем, но со временем превратился в мешанину архитектурных экспериментов. Четырехэтажный дом щеголял множеством фронтонов, а в западном торце – закругленной и застекленной пристройкой, из которой открывался вид на лощины и пруды Гудзонской долины. Через пылающий красками ландшафт тянулось ниточкой Двадцать седьмое шоссе. Главное здание было облицовано белыми деревянными панелями, как и несколько больших служебных построек. Мне стало интересно, в какой из них находилась лаборатория Джейкобса (в ее наличии я не сомневался). За постройками начинался еще более крутой, лесистый подъем.
У портика, где когда-то швейцары выгружали из шикарных машин курортников и алкашей, теперь стоял скромненький «Форд-Таурус», который Джейкобс зарегистрировал на свое имя. Припарковавшись за ним, я поднялся по ступенькам на крыльцо длиной с футбольное поле. Я уж было потянулся к звонку, но тут дверь открылась. В проеме стоял Эл Стампер. На нем были брюки клеш в стиле семидесятых и майка-варенка. С тех пор, как я видел его в том ярмарочном шатре, он поправился еще больше и напоминал теперь перевозочный фургон.