Возрождение

Кинг Стивен

— Это чудовищно несправедливо.

— Не думаю. Вы прикрываетесь религиозной мишурой, потому что если бы все это происходило в лаборатории, которая у вас наверняка есть в «Латчес», вас бы арестовали за эксперименты над людьми… и убийство некоторых из них. — Я наклонился вперед, глядя ему в глаза. — Газеты назвали бы вас Йозефом Менгеле.

— А нейрохирурга называют Йозефом Менгеле за то, что некоторые его пациенты умирают?

— Они к вам не с опухолью мозга приходят.

— Некоторые — с опухолью, и многие из них сегодня живут и наслаждаются жизнью. Показывал ли я фальшивые удаленные опухоли на своих выступлениях?

Да, и не горжусь этим, но иначе было нельзя. Потому что нельзя показать то, что уже исчезло. — Он задумался. — Да, многие из тех, кто приходит на сеансы, не страдают от смертельных болезней. Но в каком-то смысле им еще хуже. Они могут жить долго, но в постоянных мучениях. Иногда — в агонии. А ты сидишь тут и осуждаешь.

Он печально покачал головой, но в глазах его не было печали. Они были полны ярости.

— Кэти Морс не было больно, и она не вызывалась добровольно. Вы выбрали ее из толпы, потому что она была хорошенькая. Чтобы лохам было на что посмотреть.

Как и Бри, Джейкобс заметил, что у Морс могли быть другие причины для самоубийства. Шестнадцать лет — долгий срок. Многое могло случиться.

— Вы знаете, что это не так.

Он отпил из стакана и поставил его обратно уже заметно трясущейся рукой.

— Этот разговор лишен смысла.

— Потому что вы не остановитесь?

— Потому что я остановился. Ч. Дэнни Джейкобс больше никогда не раскинет шатра для исцеления. В интернете пока еще обсуждают этого парня, но надолго их не хватит. Скоро он изгладится из памяти людей.

Если это было правдой, значит, я явился вышибать дверь, которая и так была открыта. Но эта мысль не умиротворила меня, а усилила беспокойство.

— Через полгода-год на сайте появится объявление, что пастор Джейкобс ушел на покой из-за слабого здоровья. И потом он закроется.

— Почему? Потому что вы закончили исследования?

Не верилось мне, что исследования Чарли Джейкобса когда-нибудь будут завершены.

Он снова обратил взгляд к виду за окном. Расцепил ноги и поднялся, опираясь на ручки кресла.

— Пойдем, Джейми. Я хочу тебе кое-что показать.

Эл Стампер сидел за столом на кухне, эдакая гора жира в брюках в стиле 70-х. Он разбирал почту. Перед ним стояла стопка пропитанных маслом и сиропом вафель. Рядом была картонная коробка из-под спиртного. На полу, рядом со стулом, выстроились три пластиковых почтовых контейнера, доверху наполненные письмами и посылками. Я смотрел, как Стампер разорвал один из конвертов и вытряхнул из него исписанный детскими каракулями листок, фотографию мальчишки в инвалидном кресле и десятидолларовую купюру. Положив десятку в картонку, он пробежался глазами по письму, не переставая жевать. Рядом со Стампером Джейкобс казался худым как никогда. Теперь мне вспомнились не Адам и Ева, а Джек Спрэт и его жена.

— Может, шатер уже и свернули, — сказал я, — но вижу, что пожертвования текут рекой.

Наградив меня взглядом, полным злобного безразличия, – если такое возможно, – Стампер вернулся к сортировке. И к вафлям, конечно же.

— Мы читаем все письма, — сказал Джейкобс. – Правда, Эл?

— Да.

— И отвечаете тоже на все? – спросил я.

— Было бы неплохо, — ответил Стампер. – Так, по крайней мере, считаю я. И отвечали бы, будь у меня помощники. Одного хватило бы. Да еще компьютер на замену тому, который пастор Дэнни забрал

себе в мастерскую.

— Мы уже это обсуждали, Эл, — сказала Джейкобс. – Как только мы начнем переписываться с просителями…

— Конца этому не будет, знаю. Просто интересно, куда делся труд Божий.

— Им занимаешься ты, — сказал Джейкобс. Тон его был мягок, но в глазах стояла усмешка: так человек смотрит на выполняющую трюк собаку.

Не ответив, Стампер перешел к следующему конверту. На этот раз без фотографии: только письмо и пять баксов.

— Идем, Джейми, — сказал Джейкобс. – Не будем ему мешать.

С подъездной дорожки хозяйственные постройки выглядели аккуратными и элегантными, но вблизи оказалось, что доски кое-где треснули и постройкам не помешал бы ремонт. Газон из бермудской травы, без сомнения влетевший в копеечку тем, кто проектировал здешний ландшафтный дизайн, нуждался в стрижке. Если с этим промедлить еще немного, два акра дорогущего газона скоро превратятся в пастбище.

Джейкобс остановился.

— В каком из этих зданий, по-твоему, моя лаборатория?

Я указал на амбар. Он был больше остальных, размером с автомастерскую в Талсе.

Он улыбнулся.

— Ты знал, что количество ученых, задействованных в «Манхэттенском проекте», до первых испытаний атомной бомбы в Уайт-Сэндс постоянно сокращалось?

Я покачал головой.

— К тому моменту, как бомба была взорвана, несколько общежитий для участников проекта опустели. Малоизвестное правило научных исследований: как только ты приближаешься к конечной цели, необходимость во вспомогательных работах сходит на нет.

Он подвел меня к небольшому сараю, вытащил связку ключей и открыл дверь. Я думал, что внутри будет жарко — однако там было так же прохладно, как и в большом доме. По левой стороне сарая тянулся верстак, на котором стояли несколько ноутбуков и один «Мак». На мониторах крутился скринсейвер: бесконечно галопирующие кони. Перед «Маком» стояло кресло, эргономичное и явно недешевое.

Справа стояли полки, уставленные коробками, похожими на посеребренные сигаретные блоки… только сигаретные блоки не гудят, как усилители в режиме ожидания. На полу стояла еще одна коробка, зеленого цвета, размером с отельный мини-холодильник. На коробке стоял монитор. Джейкобс мягко хлопнул в ладоши, и монитор зажегся. По нему побежали разноцветные столбики — красные, синие и зеленые. Они поднимались и опускались будто бы в такт дыханию. С точки зрения развлекательной ценности — не чета «Большому Брату».

— Так вот где вы работаете?

— Да.

— А где оборудование? Где инструменты?

Он указал сначала на «Мак», затем на монитор.

— Там и там. Но самое главное… — Он приставил палец к виску, словно пистолет. – Тут. Ты сейчас находишься в самой продвинутой в мире электронной лаборатории. Мои здешние открытия затмевают все сделанное Эдисоном в Менло-Парке. Они могли бы изменить мир.

«Вот только к лучшему ли?», — подумал я. Мне не нравился тот мечтательный взгляд первооткрывателя, которым он окидывал это полупустое помещение. Но и бредом его заявления я считать не мог: в посеребренных блоках и зеленой коробке таилась какая-то сила. Я будто бы стоял рядом с работающей на полную катушку электростанцией, да так близко, что можно было почувствовать, как в зубных пломбах играют шальные вольты.