Возвращенец
Шрифт:
– Ты лишился зрения или ума? Здесь, в аду.
– Город не показался мне особенно инфернальным.
– Город там, а ты здесь, - резонно ответил старик.
– Почему бы тебе не пойти туда, умник?
– Похоже, что с этим некоторые проблемы, - натянуто улыбнулся я.
– Еще бы, - ответил старик с явным злорадством, - это потруднее, чем резать девушек!
– Эти шлюхи заслужили...
– начал я и осекся. Откуда он знает? В тот же момент я понял, что знаю историю старика. Он был богатым бизнесменом, владельцем целой финансовой империи. Деньги и успех были его единственными ценностями; ради них он не брезговал ничем. Он разорил десятки конкурентов, вышвырнул на улицы тысячи работников, обманом присвоил состояние нескольких компаньонов, покупал правосудие и прессу - короче, являл
– Давно вы здесь?
– спросил я его.
– Здесь нет времени. Здесь только вечность.
– Ну хорошо, а как насчет пространства? Далеко простирается эта пустыня? Есть здесь что-нибудь, кроме нее?
– Пойди и проверь, - снова усмехнулся он.
– По-моему, таким субъектам, как вы, здесь самое место!
– не выдержал я и зашагал дальше, не оглядываясь. В спину мне донесся хохот безумца.
Я шел еще, наверное, около часа, прежде чем давление, подгонявшее меня, не исчезло совсем. Кажется, я прибыл по месту назначения; что же теперь? Неужели сидеть на камне посреди пустыни, как тот старик? Я оглянулся по сторонам и увидел замок.
Это было величественное готическое сооружение, похожее на те, что рисуют в качестве иллюстраций к книгам про вампиров. Я и сам в детстве и юности часто рисовал такие. У замка не было ни рва, ни внешней крепостной стены; высокий и узкий, он возносил к сумеречному небу начинавшиеся на большой высоте зубчатые башенки с вымпелами и флюгерами. В стрельчатых окнах не горело ни огонька; тяжелые ворота были распахнуты навстречу гостю. Я пожал плечами и вошел.
Мои подозрения, что замок предназначен именно для меня, вскоре подтвердились. Несколько его комнат воспроизводили убранство квартир, в которых мне приходилось жить; другие так же были отделаны в моем вкусе. Здесь были книжные шкафы и даже телевизор и телефон. Я включил телевизор; работала только одна программа, и по ней шел фильм, который я уже видел. Тогда я снял телефонную трубку и задумался, какой номер набрать. У меня не было друзей - ни живых, ни покойных; в конце конков я не нашел ничего лучшего, как набрать номер полиции. В трубке раздались длинные гудки.
Продолжив осмотр замка, я обнаружил шикарные подземелья, которые куда более соответствовали стилю здания, чем достижения технической цивилизации. Такой антураж прекрасно подошел бы для моего творчества - но, увы, здесь негде было взять материал. Хотя - если все шлюхи, умирающие на Земле, оказываются здесь, то материала должно быть предостаточно. Однако могу ли я проделывать с ними здесь то же, что и там? Что-то подсказывало мне, что нет.
Обывателю из толпы замок показался бы слишком мрачным, но мне он понравился. Если отныне мне предстояло жить здесь - что ж, это был отнюдь не худший вариант загробного существования.
Прошло, вероятно, несколько дней. Я говорю "вероятно", ибо здесь не было смены дня и ночи; правда, в нескольких комнатах имелись часы, но я с самого начала сомневался, что могу им доверять. За прошедшее время я сделал несколько весьма неприятных открытий. Когда бы я не включал телевизор, я натыкался на уже знакомую передачу; хуже того, оказалось, что и с книгами та же история - в шкафу не было ни одной, которую бы я не читал. Не все из прочитанного я помнил хорошо, но когда я брал полузабытую книгу, оказывалось, что как раз в тех местах, которые я не помнил, страницы вырваны, испачканы, напечатаны с типографским браком и т.п. И вообще - даже лучшие из книг были написаны менее талантливым языком, чем я ожидал, исходя из воспоминаний о своих впечатлениях. Мне становилось все более скучно - а вместе со скукой рос страх, что так теперь и будет в е ч н о.
Но вот однажды мои унылые размышления прервал низкий звук автомобильного сигнала. Я выглянул в окно и увидел у ворот замка роскошный черный автомобиль 40-х годов - вероятно, "Мерседес" или "БМВ", в общем, на таких обычно ездят немецкие генералы в фильмах о Второй мировой. Я чуть ли не бегом устремился вниз по лестнице, чтобы впустить неведомого гостя.
Человек, вышедший из машины, мог, конечно, оказаться и генералом, но сейчас он был одет в штатское; на нем был дорогой костюмтройка покроя середины
– Вальтер Остерман, - представился он.
– Вы - нацистский преступник, - сказал я. Это не было вопросом; так же, как с бывшим бизнесменом, я знал это.
– А вы - потрошитель, - столь же спокойно ответил он.
– В наше время это называется "серийный убийца". Но я не из тех, кого обычно так называют.
– И я не из тех, кого обычно называют нацистами, - чуть улыбнулся он.
– Может быть, мы пройдем в дом, господин... эээ?
– Браун. Оскар Браун. Проходите.
Через несколько минут мы уже сидели у камина в одной из комнат замка.
– Давно вы здесь?
– спросил я.
– А какой сейчас год?
– Если течение времени здесь то же, что и там, то 1998.
– Я здесь с пятьдесят шестого. После войны я жил под чужим именем в США, но нашелся идиот, который все испортил. Знаете, из тех, что посвящают жизнь охоте за бывшими нацистами. Когда за мной явилась полиция, я подстрелил двоих из них, - сказал он с довольной улыбкой.
– В конце концов они, конечно, меня прикончили.
– Меня тоже застрелила полиция, - ответил я.
– Но я сплоховал не успел ничего им сделать. Я был слишком занят. Впрочем... стоит ли об этом жалеть? Все равно все дороги ведут сюда.
– Об этом я и хочу с вами поговорить. Видите ли, все эти бредни Гитлера никогда меня не интересовали. Я ученый. Меня с юности интересовала одна из величайших загадок мироздания - что такое смерть. Я всегда был убежден, что никакие религиозные откровения тут не нужны - кропотливые научные исследования дадут ответ на этот вопрос. Нацисткий режим всего лишь предоставил мне условия для работы - лабораторию и неограниченное количество материала для опытов.
– Вы имеете в виду евреев?
– Вообще заключенных концлагерей. Мне, кстати, было важно, чтобы среди них были приверженцы разных религий. Чтобы получить доказательства, что происходящие процессы объективны и не зависят от вероисповедания.
– И что?
– Кое-что мне удалось выяснить. Я бы выяснил и больше, не помешай этому танки союзников. Но, разумеется, когда я сам попал сюда, мои исследования получили новый импульс. Не могу сказать, что сейчас я понимаю все, но...
– Мы действительно в аду?
– Ад и рай - это поповские глупости, - усмехнулся он.
– Подобная дихотомия - совершенный асбурд, ибо всегда встает вопрос о границе получается, что один мелкий грешок или столь же мелкая добродетель, перевешивая чашу весов, определяет человека на вечное блаженство и вечные страдания. На самом деле все гораздо проще и естественней, и не требует никаких богов и прочих внешних судей. Видите ли, я не знаю точно, какова физическая природа этого мира - должно быть, все здесь представляет собой флуктуации некой энергии, или еще что-нибудь. Важно, что многое из того, что на земле мы относили к идеальному, воображаемому, здесь обретает силу физических законов. Например, метафоры типа "влечение или отторжение душ" здесь получают реальный физический смысл. Симпатия сближает людей, а антипатия отталкивает их друг от друга. Поэтому те, кого принято называть "хорошими людьми" - те, кто сами считает таковыми себя и себе подобных - собираются в центре этого мира, в Городе; их совокупная энергия и образует заливающий город свет. Индивидуалисты, сторонники определенных идей, не желающие сливаться с этой толпой, но и не вызывающие у нее особой неприязни, селятся в предместьях, мелких городках, поместьях и т.п. Люди, вызывающие массовое отвращение, вроде нас с вами, оказываются отброшены дальше, в сумеречную зону; сумерки царят здесь не потому, что в наших душах меньше энергии, которая воспринимается, как свет, а потому, что жители Города собраны в одном месте, а мы рассеяны на большом пространстве. Наконец, величайшие злодеи и тираны в истории, такие, как вожди нацизма или коммунизма, оказываются отброшены дальше всех и проводят вечность в полном одиночестве и сплошной темноте. Как видите, такую систему можно уподобить раю и аду - но, в отличие от них, она совершенно естественна и поддерживается не моральными догмами, а физикой этого мира.