Возвращение блудного сына
Шрифт:
Целый час бился с ним начальник губрозыска, прежде чем удалось ему уяснить суть рассказываемого. А состояла она в том, что сегодня Сабир поедал на своей телеге к свояку Хамидуллину. По дороге путь ему преградила подвода, нагруженная булыжником. У возчика что-то случилось с осью — что именно, Войнарский так и не понял, — но, во всяком случае, булыжник надо было сгружать на землю, снова потом укладывать на подводу, и, чтобы избежать этого, мужик предложил Сабиру перегрузить камни на его телегу, а потом и доставить куда надо — за вознаграждение, понятно.
— Значит, работает? — недоверчиво спрашивал Юрий Павлович.
— Работает! — кричал, задыхаясь, Сабир. — Работает! Работает!
— Н-ну ладно. Подпиши-ка здесь. Умеешь ли?
Сабир, приспосабливаясь, долго гнулся над бумагой. Наконец, пыхтя, с трудом вывел огромное «С» с крохотным крестиком внутри. Выпрямился, гордо озираясь.
— Спасибо, товарищ. Якши!
Тот снова сцепил руки на брюхе, запел:
— Сабирка всегда-а…
Проводив татарина, Войнарский вызвал к себе Семена.
Тот вошел подобравшись, настороженно, и в позе его начальник губрозыска уловил предубеждение.
«Эх, парень, парень!..» — сожалеюще подумал Юрий Павлович и сказал:
— Как там дела с Вохминой?
Тот пожал плечами:
— Никак, вы же знаете.
— Плохо, плохо…
— А то хорошо!
— Ты, кажется, чем-то недоволен, Сеня? Что с тобой, голубчик?
— Да нет, всем доволен. Какое может быть недовольство на службе?
— Тогда не ерзай, нормально разговаривай.
— И так нормально! — начал заводиться Семен.
Войнарский резко приподнялся на стуле, яростно схватил со стола силомер, взмахнул рукой…
Кашин втянул голову в плечи.
Начальник губрозыска глянул на шкалу, удивленно ахнул и, бросив прибор на стол, пригладил пятерней волосы. Агенту показалось, что таким образом Войнарский похвалил себя, как будто говоря: «Молодец, Юра, молодец, хороший…» — и Семен усмехнулся.
Юрий Павлович и вправду будто подобрел. Сказал размягченным голосом:
— Артель дорожных рабочих мостит улицу имени Жертв царизма. Надо туда сходить, товарищ агент. Составить список артели, и, самое главное, — кто с какого времени там работает. Артель, как мне кажется, из крестьян, но народ там может быть разный. Потолковать с десятником, рабочими — только чрезвычайно осторожно, на нейтральные темы, лучше всего житейские. Результаты обдумаем вместе. Такое тебе задание.
— Вот так задание! — фыркнул Семен. — Это ж работа для стажера! Набрали новеньких — пускай они и ходят, проверяют всякие артели. Мне в том какой интерес?
— Предполагаю, что интерес может быть. Поступил сигнал, что в артели работает человек, подобранный некогда Вохминым после взятия кутенцовской шайки и затем исчезнувший при загадочных обстоятельствах.
— Что ж в них загадочного! Ведь Вохмин ясно сказал, что его отобрали на мосту.
— Ну
— А зачем он мне нужен?! — снова окрысился агент. — Я занимаюсь убийством Вохминой, и все! А вы мне специально хотите подкинуть… я знаю, зачем вам это надо!..
У Войнарского хищно вздернулась верхняя губа. Однако, пересилив себя, он сказал спокойно:
— Вот об этом ты зря беспокоишься. Выгнать я тебя и так могу, и никаких объяснений давать не буду. Иди и делай, что приказано!
Он взял два листа бумаги и стал аккуратно втискивать между ними хрустящий копировочный лист.
«Сейчас приказ напишет…» — уныло подумалось Семену.
Из окна влажно потянуло, и, спасаясь от хлынувшего, над городом ливня, в кабинет влетел воробей, весело заскакал по чистому исщербленному полу. Начальник губрозыска скомкал бумагу вместе с копиркой, нацелился, прищурясь, и бросил в птицу. Воробей, чивкнув, вспорхнул под потолок, уселся на раму портрета Маркса, удивленно лупая глазками, стал смотреть на происходящую внизу жизнь. Эта жизнь непонятно двигающихся, громко трубящих и грохочущих существ была любопытна птице — склонив головку, она наблюдала за ними. Открылась дверь, и образовавшийся сквозняк вынес воробья на улицу, под дождь.
Семен же двинулся к себе. Сначала его решение было окончательным и твердым: ни в какую артель он ни за что не пойдет. Просто не позволит, чтобы им помыкали, как желторотым новичком! Однако, вдумавшись в слова и интонации голоса Войнарского, он потихоньку пришел к выводу: стоит ему сейчас ослушаться, и другого разговора больше не будет. Его просто выгонят из угрозыска, не давая никаких объяснений. Напишется знакомым образом приказ под копирочку — и все, гуляй, Сеня! А куда же он тогда пойдет?
И, содрогаясь и всхлипывая от ненависти к Войнарскому, Семен понесся разыскивать улицу Жертв царизма, где укладывала мостовую таинственная артель.
45
Нищий ковылял рядом с Малаховым и зевал на всю окрестность:
— Как меня не знать! Бабина — кто не знает! Тоже и уважают, слышь! У тебя, к случаю, деньги нет, а у меня есть. Ну и на, возьми, да другой раз и сам бездольному дай. А все ж уйду я, друг-сердяга. Охота уж мне теперь возля Лавры пожить, там у монахов сыто, а здесь — строжать стал народ!
— Нет, подожди! — не унимался Малахов. — Да где ж это я тебя видел-то?
Бабин похрумкал сухариком.
— Это — дело твое, ты и думай. Только… в губрозыске я тебя не стречал? Я там ча-асто теперь бываю. Тоже уважают! — вильнув глазами, хвастанул он.
— В губрозыске? Это может… Точно! Тебя там обыскивали, да? И старичок еще, добросовестный, был. Ох, господи! — Он схватился за голову. — Вон что! А я-то мучаюсь… Нет. Я тебя и раньше видел.
— А! — равнодушно откликнулся нищий. — Отстань, надоел. Хошь, гривенник дам?