Возвращение Богов
Шрифт:
— Друзья! — продолжил Гаррик. — Не только потому, что я вижу лица многих, кто был моими друзьями детства, но и потому, что все те, кто твердо противостоит злу и хаосу, — мои друзья. Мои обязанности скоро унесут меня прочь, но, пожалуйста, поскольку вы мои друзья и соседи, дайте мне возможность посетить гостиницу, где я вырос. Я здесь не по государственным соображениям: я здесь потому, что деревушка Барка была моим домом и до сих пор остается домом моего сердца!
Гаррик снова вскинул руку; радостные возгласы возобновились, как он и надеялся. Он цыкнул на свою лошадь и тронул ее левым коленом, поворачивая к арке ворот гостиницы. Ему не нужно было беспокоиться о том, что толпа уважает его частную жизнь: солдаты его сопровождения позаботятся об этом. Однако сделать это вопросом вежливости, к которому солдаты просто принуждали, было лучшей политикой, чем производить впечатление отчужденного грубияна. А что касается утверждения, что деревушка Барка все еще была для него домом — он солгал им, как с горечью и подумал.
Призрак его предка только пожал плечами. — Иногда королям приходится лгать, — сказал Карус. — Я не возражал против этого — или, по правде говоря, против убийства людей — почти так же сильно, как против того, чтобы выслушивать споры о налоговой политике. Но иногда королям тоже приходится это делать.
Смеясь, Гаррик въехал под арку. Там было место для двух всадников — или для кареты, не то чтобы в деревушке со времен падения Старого Королевства не было карет, — но Рейзе на мгновение придержал коня, чтобы последовать за принцем, а не ехать с ним рядом.
Вдова Бресса Калран, которая продала их убогую ферму, когда умер ее муж, и скудно обеспечивала себя прядением и всем, что могла найти, и ее сын — ему сейчас, должно быть, пятнадцать; он заметно подрос с тех пор, как Гаррик покинул деревню, — стояли по обе стороны колодца в центре двора. Мальчик поклонился так низко, что его морковно-русый чуб почти коснулся земли. Бресса бросилась на колени и локти, бормоча: — Ваше высочество! Ваше королевское высочество!
— Встаньте, ради Дузи! — сказал Гаррик. Скорее закричал; он был потрясен и испытывал отвращение.
— Встаньте, Госпожа Бресса, — подключился Рейзе, соскакивая с лошади, чтобы поднять вдову за руки, вежливо, но твердо. — Вы не оказываете чести, ни своему принцу, ни своему старому соседу Гаррику подобными выходками. Мы свободные граждане Хафта, вы, я и Принц Гаррик.
Бресса встала с ошеломленным выражением лица. Она вытерла лицо платком, приколотым к груди, — альтернативой дорогой вышитой верхней тунике для бедных женщин. — Прошу прощения, ваше высочество, — сказала она испуганным шепотом. — «Конечно, Ларе нужно было нанять прислугу для гостиницы», — подумал Гаррик. — «Ей сложно управляться одной, когда Рейзе и оба ребенка уехали. И где же...» Его взгляд метнулся к двери гостиницы.
Его мать вышла, будто подслушала его мысли. На ней была светло-серая туника поверх белой. Обе были так хорошо сшиты, что могло бы быть работой Илны, если бы не золотая кайма, украшавшая горловину, манжеты и подолы. Тем не менее, они были прекрасными образцами крестьянской одежды, а не кричащим представлением крестьянки о том, что носила знать. Лара приподняла юбки и присела в идеальном реверансе. Она не подняла глаз и не произнесла ни слова, потому что ни того, ни другого не делают, приветствуя членов королевской семьи. Лара знала правильный этикет, потому что была горничной Графини Хафтской.
Гаррик спешился. Он — Гаррик ор-Рейз, не Карус — впервые оседлал лошадь здесь, во дворе гостиницы, когда тренировали лошадь гостя. Он ехал без седла и пользовался веревочным недоуздком. При этом воспоминании ему снова было восемь лет. Лара показалась меньше, чем он помнил, похожая на куклу женщина. Даже после десятилетий работы в сельской местности ее лицо и фигура позволяли ей сойти за красавицу на любом расстоянии. Когда она была моложе… Что ж, неудивительно, что Граф Хафтский оказался в ее объятиях.
— Мама, — сказал он, подходя к ней. — Неужели прошло всего три года?
Лара подняла глаза с выражением гнева и боли. — Простите меня, ваше высочество, — сказала она, — но я не ваша мать. Ваш отец, Лорд Рейзе, совершенно ясно дал мне это понять!
Гаррик долго смотрел на нее. Никто из тех, кто знал Лару хотя бы один день, не стал бы отрицать, что она была мегерой: полностью сосредоточенной на внешности и на том, чтобы хлестать других своим колючим языком до тех пор, пока они не выполнят ее волю. Гаррик и его сестра были под ее управлением первые восемнадцать лет своей жизни, поэтому они знали ее характер лучше, чем большинство других.
Образование детям обеспечил Рейзе. Он дал им более широкое и изощренное понимание мира, чем они получили бы, если бы воспитывались как члены королевской семьи в Валлесе. И все же, и все же… Призрак Короля Каруса научил Гаррика многому о войне и сражениях, но ему не пришлось прививать мальчику твердость характера. Гаррик стал мужчиной до того, как стал принцем, и этому он научился у Лары, а не у Рейзе. Он шагнул вперед и обнял Лару.
Она была еще меньше, чем выглядела, хрупкая, как птичка. — Ты единственная мать, которая у меня когда-либо была, — сказал Гаррик. Все еще держа ее, он отступил назад, чтобы их глаза могли встретиться, и продолжил: — Послушай меня! Когда я был мальчишкой, торговцы, приезжавшие в деревушку Барка, с нетерпением ожидали, что их накормят в здешней гостинице. Еда была лучше, чем в Эрдине, Каркозе или даже Валлесе. Я надеюсь, сегодня ты сможешь найти еду для пары голодных мужчин.
Мгновение Лара не двигалась, ее глаза сверкали, как острия мечей. Наконец она сказала, ее голос дрожал от эмоций, о которых Гаррику не хотелось размышлять: — Я никогда не отказывала голодному человеку, у которого в кошельке есть оплата за еду; и ради нашего родства, с вас не будет никакой платы.
— Отлично! — отозвался он, целуя ее в щеку. Он не помнил, чтобы когда-либо делал это раньше.
— Но! — сказала Лара. — Ты вырос в крепкого молодого человека, так что можешь принести мне воды, чтобы я могла помыть посуду.
Смеясь, Гаррик направился в гостиницу за посудой. Из-под его сапог разлетелись цыплята. — Калмор? — окликнул он рыжеволосого мальчика, надеясь, что правильно вспомнил его имя. — Напои наших лошадей и дай им по горсти овса. Но не перекармливай их, потому что мы поедем в лагерь после лучшего обеда, который я ел за последние три года!
***
Илна подползла к краю на локтях и коленях, затем осторожно перелезла через него. Она уже опустила свободный конец веревки в пещеру, так что она не будет тереться, если она не будет раскачиваться. Она усмехнулась. Практической разницы это не имело: она могла тереть лён о мягкий известняк в течение трех дней, и он все равно останется достаточно прочным, чтобы удерживать ее. Она просто не хотела повредить хорошую веревку больше, чем это было необходимо. Она пыталась быть такой же заботливой по отношению к своим собратьям-людям, но это не давалось ей естественно.