Возвращение Будды
Шрифт:
– Ты упускаешь из виду, что от полиции она скрывалась, а от меня скрываться не будет.
– Я знаю, что тебя бесполезно убеждать, – сказал я, – но мне кажется, было бы, может быть, лучше, чтобы ты забыл о ее существовании. Ты не думаешь, что Лу Дэвидсон может продолжать свой жизненный путь, – выражаясь метафорически, – без тебя? Нью-Йорк, этот район – сто двадцатая, сто тридцатая, сто сороковая улицы, ты их помнишь, эти мрачные дома? Эта жизнь, с которой у тебя нет ничего общего, – зачем тебе все это? Этот мир тебе совершенно чужд, ее мир, ты понимаешь?
– Во-первых,
– Но ведь не ты ее бросил, а она тебя.
– Нет, ты прав, ты меня не убедишь. Впрочем, ты сам в этом не уверен.
– Знаю. Ты опять скажешь – лирический мир.
– На этот раз единственный и неповторимый, – сказал Мервиль. – Это мой последний шанс. Лу Дэвидсон или Маргарита Сильвестр – это для меня только фонетические сочетания, больше ничего. Нью-Йорк или Ницца – какое это имеет значение? Важно то, что ни одна женщина в мире не может мне дать то, что может дать она, как бы ее ни звали. Я никогда не знал этого ощущения – блаженного растворения, чем-то напоминающего сладостную смерть, и потом неудержимого возвращения к жизни. И ты хочешь, чтобы я обо всем этом забыл? – Он встал с кресла и подошел близко ко мне. – Даже если она убийца, ты понимаешь? Но я в это не верю, я не могу верить, я не должен верить, этого не было и не могло быть, а если это было, то этого все равно не было, понимаешь?
– Черт его знает, может быть, ты и прав, – сказал я.
Мервиль уехал в Париж в тот же вечер, не зайдя в свою виллу. На следующий день утром я проснулся и подумал, что следовало бы теперь забыть о том, что происходило со времени приезда Мервиля и г-жи Сильвестр, и вновь погрузиться в ту жизнь, которую я вел до этого. Но мои размышления прервал телефонный звонок. Неизвестный мужской голос спросил по-английски, я ли такой-то. После моего утвердительного ответа голос сказал:
– Мне необходимо вас видеть. Приходите, пожалуйста, – он назвал одну из больших гостиниц в Каннах, – комната номер четыреста двенадцать, я буду вас ждать.
– Простите, пожалуйста, – сказал я, – кто вы такой и в чем дело?
– Я действую по поручению американских судебных властей, – сказал он, – и мне нужны ваши показания. Я вас жду сегодня утром, в одиннадцать часов. У меня рассчитано время, я уезжаю сегодня вечером, так что отложить это я не могу.
– Я очень об этом жалею, – сказал я, – но сегодня утром у меня нет времени, и это свидание совершенно не входит в мои планы. Если вы непременно хотите меня видеть, то приезжайте сюда, – я дал ему мой адрес, – часов в пять вечера.
– Нет, это невозможно, – сказал он, – я не могу ждать до этого времени, я вам уже сказал, что я должен уезжать сегодня вечером.
– Тогда мне остается пожелать вам приятного путешествия.
– Но мне необходимы ваши показания, вы должны приехать.
– Я решительно ничего не должен, – сказал я с раздражением, – у меня нет никаких обязательств по отношению к американским судебным властям, если вас не устраивает то, что я вам предлагаю, то я помочь вам не могу. Если вы не можете приехать сюда в пять часов, то желаю вам всего хорошего.
– Я
В пять часов вечера он явился. Это был высокий человек редкого атлетического совершенства, с открытым лицом, ясными глазами и точными движениями. То, что его отличало от других людей, это были его уши, очень большие, с необыкновенным количеством извилин внутри, что было похоже на какие-то своеобразные кружева из человеческой кожи. Он принес с собой портативную пишущую машинку и портфель. Я предложил ему сесть. Он начал с того, что показал мне свое удостоверение личности, где были обозначены его профессия, адрес и фамилия – Колтон. Потом он вынул из портфеля фотографию и протянул ее мне, совершенно так же, как это сделал накануне его французский коллега, и фотография была та же самая: г-жа Сильвестр в купальном костюме рядом со своим тогдашним спутником.
– Я так и думал, – сказал я. – Я уже видел эту фотографию.
– Под какой фамилией вы знаете эту женщину?
– Вы хотите сказать – эту даму?
– Она не дама, она женщина, – сказал он. – Но это неважно. Какую фамилию она носила, когда вы ее встречали?
– Маргарита Сильвестр.
– Вы не знаете ее другого имени?
– У вашего французского коллеги вчера со мной был такой же разговор, и он мне сказал, что ее зовут Луиза Дэвидсон.
– Совершенно верно. Но вы этого не знали?
– Нет, я считал ее француженкой.
– Вы не знаете, где она находится в данный момент?
– Понятия не имею.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Несколько дней тому назад.
– Она вам не говорила, что собирается уезжать?
– Нет.
– Что она вам говорила о себе?
– Решительно ничего. Я ее, впрочем, ни о чем не спрашивал.
– Какое отношение она имеет к Мервилю?
– Об этом надо спросить его, а не меня.
– Но вы это должны знать.
– Это меня не касается.
– У вас есть какие-нибудь коммерческие дела с Мервилем? Вы зависите от него материально?
– У меня нет никаких коммерческих дел ни с Мервилем, ни с кем бы то ни было другим, я никогда не занимался делами и не завишу материально ни от какого коммерсанта.
– Каковы источники ваших доходов?
– Это не имеет отношения к предмету нашего разговора.
– Вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?
– Мне это было бы нетрудно сделать, но этот вопрос мне кажется праздным. Насколько я понимаю, речь идет не обо мне, а о вашей соотечественнице, Луизе Дэвидсон. Какая связь между ней и источниками моих доходов? Вы можете мне это объяснить?
– Я хотел бы иметь представление о человеке, который встречался во Франции с Луизой Дэвидсон.
– Я ее едва знаю.
– Где вы с ней познакомились?
– Здесь, на Ривьере, я видел ее два раза.
– Вы были уверены, что она действительно француженка?
Я вспомнил разговор г-жи Сильвестр с американским туристом. Но я не находил нужным ставить об этом в известность моего собеседника.
– У меня не было оснований в этом сомневаться и вообще задавать себе этот вопрос.