Возвращение Черноснежки
Шрифт:
Однако Харуюки был уверен, что, хоть это и прекратило бы издевательства, после этого он уже не смог бы остаться с Такуму друзьями.
– Да, кстати… – начал Харуюки, когда все трое зашагали вместе. В школе он редко сам начинал беседы. – Я вчера видел по сети видео с городского турнира. Таку, ты просто супер. Всего в первом классе, а уже чемпион.
– Да ладно, просто повезло, – Такуму поскреб в затылке и улыбнулся, как от щекотки. – Проблемный парень отсеялся в полуфинале. И еще Ти-тян помогла,
– Э, что, я?! – распахнув глаза, воскликнула Тиюри, идущая рядом с Такуму с другой стороны. – При чем тут я, я ничего, я просто сидела в уголке и смотрела…
– Ха-ха-ха, а кто вопил «выруби его!», не ты? – весело рассмеялся Такуму. – И потом, ты сказала мне, что, если я проиграю, ты не дашь мне бэнто. У тебя тогда был такой серьезный вид, Ти-тян.
– Блиин, я ничего не слышу! Ничего не слышу!
Глядя, как Тиюри закрыла уши руками и ускорила шаг, Харуюки пихнул Такуму локтем в бок.
– Понятно, вот, значит, почему ты так серьезно настроился на финальный бой.
– Типа того, ха-ха-ха.
Смеясь вместе с Такуму –
Да, это здорово, подумал Харуюки.
Два года назад он сделал правильный выбор. Сейчас они могут говорить друг с другом так же, как и раньше.
Он не хотел, чтобы их отношения развалились.
И тут Такуму, словно идя в контратаку, весело произнес:
– Хару, ты ведь тоже вчера ел бэнто Ти-тян?
– Ээ, нет, это, в общем…
Глядя на резко напрягшуюся спину Тиюри, Харуюки слегка запаниковал. О нет, я же до сих пор не извинился, надо сейчас, а может по мэйлу, когда вернусь…
Нет, постойте-ка.
Откуда Такуму об этом знает?
У Харуюки заплелись ноги, и он чуть не упал, но Такуму, ойкнув, вовремя поддержал его. Однако Харуюки этого даже не заметил; его мозг перегревался от мыслей.
Тиюри сделала те бутерброды, потому что знала, что его обеденные деньги отбирает Арая и его компашка. Она не очень хорошо готовит; так, может, она это сделала по совету Такуму?
Если так, это значит, что Тиюри рассказала Такуму. Что над Харуюки измываются. Иначе он бы не сказал того, что сказал сейчас.
Мозги Харуюки уже раскалились добела. Сам того не сознавая, он стряхнул руку Такуму, поддерживающую его за правый локоть.
– Э, эй, Хару?..
Харуюки был не в силах смотреть Такуму в глаза. Его взгляд наткнулся на застывшее лицо Тиюри. Ее губы дернулись, но, прежде чем она успела что-либо сказать, Харуюки выпалил:
– Ой… простите, там скоро одна передача начнется, я ее очень хочу посмотреть! Так что я побегу; Таку, пока!
И он побежал. Его ноги заплетались, несколько раз он чуть не упал, но все равно бежал что было сил.
Те двое, наверно, опять начнут совещаться. Как спасти Харуюки.
От одной мысли об этом у Харуюки возникло такое чувство, будто в его внутренности впились острые ножи. Какая ирония: именно сейчас, когда случилось чудо и Арая исчез, выяснилось, что Такуму об издевательствах уже знает.
До самого подъезда – нет, даже до самого лифта – Харуюки не останавливался ни на секунду.
Этой ночью он видел сон, несомненно, худший за всю его жизнь.
Засранцы из начальной школы, Арая, его прихвостни А и Б и прочие сволочи-школьники, чьих имен он даже не знал, возникали один за другим и били его.
Чуть в сторонке стояли, держась за руки, Тиюри с Такуму и смотрели. Именно выражение жалости на их лицах, а вовсе не боль во всем теле, было самым невыносимым.
Потом стали появляться еще зрители. Рядом с Тиюри и Такуму возникла его мать, потом отец, давно ушедший из дому, потом другие жильцы дома, одноклассники – и все они смотрели на него сверху вниз.
Теперь в их лицах была не жалость, но презрительная насмешка. Их было много; все они тыкали пальцами в жалкого, уродливого Харуюки и смеялись.
Прекратите. Я не хочу здесь оставаться.
С этой мыслью он взглянул в темную небесную высь. Там угадывалась чья-то тень. Расправив крылья чернее ночи, она летела легко, точно птица.
Я тоже хочу туда. Выше. Дальше.
Я хочу улететь.
Вдаль.
«…Таково твое желание?»
Глава 3
Харуюки открыл глаза и вздохнул.
Белый свет, вливающийся в окно, падал на часы; Харуюки увидел, что сейчас полседьмого. Он прикинул, что проспал часов двенадцать.
Он был весь в поту, из-за остатков ночного кошмара кожа казалась склизкой. Но что именно ему снилось, он совершенно не помнил.
Смутно помнил последние слова, которые ему накануне сказала Черноснежка.
«Не снимай нейролинкер на ночь», – так она ему приказала. Может, это имело какое-то отношение к его сну?
Принимая душ, он лениво ворочал эту мысль в голове; потом надел школьную форму и, пройдя на кухню, в одиночестве позавтракал хлопьями с апельсиновым соком. Отправил посуду в посудомоечную машину, затем постучался в спальню матери для последнего ритуала перед отправлением в школу.
– …Я пошел, – сказал он, обращаясь в полумрак комнаты. С кровати донесся хриплый голос, произнесший что-то невнятное. Похоже, вчера вечером мать перебрала.