Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
Катарина помолчала. Все домашние заготовки перед лицом этого симпатичного и очень понравившегося ей мужчины сразу представились надуманными и пошлыми.
Впрочем, оригинального ей в голову тоже ничего не пришло. Поэтому она сказала:
– Мессер барон! Дело в том, что мы находимся в несколько затруднительном и щекотливом положении. И в вашей ли власти и силах помочь нам, или нет – решить можете только вы. В настоящий момент мы – беженцы из собственной страны. Здесь виновата и любовь… И политика.
Поэтому если вы окажетесь не в силах предоставить нам гостеприимство и помощь,
– Простите, сударыня, к чему такое грозное и печальное предисловие! – перебил её удивлённый и несколько обиженный барон, – Не знаю, в чём у вас там дело, но что бы вы не натворили – да хоть бы и мятеж подняли против вашего чёртового Филиппа! – мне-то что за дело?! Нет такой услуги, которую я не оказал бы дочери дорогой Антиетты! Я был бы последней свиньёй и никудышним рыцарём, если бы в трудный час не оказал всей возможной помощи в любой – повторяю: в любой! – беде вам, сударыня, и вашим друзьям! – он коротко поклонился каждому.
Поэтому – если не хотите – можете мне вообще ничего не говорить. Если же решитесь посвятить меня в ваши тайны – умоляю: не ходите вокруг да около, а говорите. Повторяю: нет такой услуги, которую я не оказал бы своей… Дочери своей подруги!
– Благодарю вас, любезный хозяин за сочувствие и понимание. Поверьте, нет ничего приятней, чем услышать, что вы готовы оказать нам поддержку… Она нам очень нужна! И не сердитесь, – она грустно улыбнулась, – за хождение вокруг да около. Мы, конечно, всё расскажем. Но, наверное, суть вы поймёте, прочитав это письмо, – Катарина протянула барону письмо матери, загодя спрятанное в потайном кармане рукава, где обычно она хранила сяринкены.
Барон, чуть нахмурив кустистые брови, взял письмо, и без лишних вопросов и комментариев быстро вскрыл его и прочёл. Озабоченное лицо его просветлело. Он поднял на неё умные и ясные глаза.
– И это – всё? Только-то? Ей-Богу, Анриетте надо бы лучше меня помнить. Ведь она знает, плутовка этакая, что может рассчитывать, если понадобится, и на мою жизнь, и на всё, что у меня есть… А просит такую малость – спрятать вас на несколько месяцев, – задумчивый тон сменился на более оживлённый, – Сударыни и мессер! Вы можете целиком рассчитывать на меня!
Весь замок и все его обитатели полностью в вашем распоряжении. Вы можете жить здесь хоть всю оставшуюся жизнь! Вы можете даже не соблюдать своё инкогнито: здесь в Священной Римской Империи мы не слишком боимся короля Франции со всеми его войсками! Так что в защите ваших жизней и свободы даже нет никакой моей заслуги – её даёт наш император. Зато в моей власти предоставить вам своё гостеприимство, и… Себя! Я почту за честь быть полезным вам, и постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы хоть как-то скрасить ваше изгнание!
– Благодарю вас от всего сердца, дорогой барон! – у Катарины свалился-таки с сердца здоровенный булыжник, что она и поспешила продемонстрировать, улыбнувшись во все тридцать два зуба, и поморгав, отгоняя непрошенную слезу, – Мы так рады вашему гостеприимству! С вашего любезного разрешения мы им воспользуемся!
– Разумеется, дорогая вы моя! Я сделаю всё, только чтоб вы не чувствовали ни малейшего неудобства. Повторяю: всё в вашем полном распоряжении – и замок, и слуги, и я!
Сейчас я прикажу приготовить вам комнаты поудобней, те, что недавно я отделал по новой моде, и где камины восстановлены, – он позвонил-таки в колокольчик, стоявший на массивном рабочем столе возле окна, – Кстати, всё же могу ли я уточнить – для слуг – вы желаете сохранить инкогнито?
– Это… было бы желательно. Но – только в том случае, если это не создаст неудобств вам, дорогой хозяин!
– Ну что вы, какие неудобства! Наоборот, так даже интересней. И как же вас теперь зовут, прекрасные незнакомки, и мессер незнакомец?
Она едва успела назвать их новые имена и титулы, как вторая дверь кабинета отворилась после короткого стука, и на пороге возник молодой камердинер, или секретарь, до этого, судя по слегка мятому костюму, мирно спавший в смежной комнате. На его довольно симпатичном лице явственно читалось удивление: он буквально выпучил глаза на гостей. Впрочем, надо отдать ему должное – оправился он быстро, и поклонился учтиво.
– Господа, позвольте представить вам Гюисманса. – довольно торжественным тоном произнёс барон, – Он – моя правая рука! Секретарь, конюший, управляющий, и так далее – словом, уполномоченный по хозяйственной части. Если вам что-нибудь когда-нибудь понадобится, пусть даже трудно исполнимое, или невероятно редкое, смело обращайтесь к нему – он сделает, или достанет всё: даже такое, что в нашей глуши не встречается!
И, умоляю вас, не стесняйтесь: наши дела вовсе не так плохи, как могло вам показаться, глядя на… некоторое… запустение отдельных мест замка!
Молодой – лет двадцати пяти-шести – человек сконфужено потупил взор умных и живых – совсем как у самого барона – глаз, скромная, чуть ироничная улыбка растворилась в его пышных усах и аккуратно подстриженной бородке.
– Гюисманс! – продолжил тем временем барон, обращаясь уже к своей «правой руке», – Это мои самые близкие и дорогие друзья из далёкой солнечной Франции: баронесса Катарина де Венсан, её фрейлина, виконтесса Мария деКаллас, и конюший, виконт Пьер Лефевр. Все их желания и приказы должны исполняться даже лучше и быстрее, чем мои! Предупреди об этом всех! А сейчас позаботься, чтобы лучшие комнаты в гостевом крыле были подготовлены для наших дорогих гостей!
– Слушаю, хэрр барон. – приятным баритоном на вполне приличном французском отозвался молодой человек, продолжая с интересом, но не нахально разглядывать их троицу, и отступая к дверям задом.
– А вас, дорогие гости, ещё раз прошу не стесняться – так как я ужасно рад нашей встрече, и надеюсь, что вы окажете мне честь погостить подольше, умоляю: располагайтесь так, как вы привыкли дома, приспосабливайте – с помощью моих слуг! – ваши комнаты для себя, переставляя и переделывая всё так, как найдёте нужным. Как переводчика используйте Гюисманса – или просто объясняйте, что нужно, ему. Помните: вы – дома!