Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
С чего бы это?
Убранство зала оказалось вполне традиционно и торжественно: доспехи и боевое оружие, гобелены на нештукатуреных каменных стенах, массивная люстра и канделябры.
Однако, несмотря на то, что горело очень много толстых свечей из настоящего воска, дающих яркий и ровный свет, стрельчатые своды высокого потолка тонули в темноте, и, разумеется, никакого сравнения с электрическим освещением эта иллюминация не выдерживала. Что ж удивляться, подумала в который раз Катарина, что они понавыдумывали ведьм, привидений и оборотней: с таким освещением может запросто померещиться
Да и ей ли возмущаться.
Чувствовала она себя уверенно и свободно – не то, что месяц назад, когда всё окружающее её казалось лишь странной декорацией, построенной специально для неё. Так что стоит только потихоньку выйти из кадра, заглянуть за задник – и увидишь железные балки каркаса съёмочного павильона, курящих осветителей, и дверь с горящей табличкой: «Внимание! Идёт съёмка!»
Человек, воистину, привыкает и приспосабливается ко всему…
Торжественный банкет-приём в их честь прошёл хорошо.
Вполне на уровне оказалось меню: три мясных и две рыбных перемены, отменное вино. За спинкой каждого кресла – троих гостей и хозяйского – стояло по два лакея: один подливал вино, другой нарезал и подкладывал еду.
Катарина, до этого не избалованная сервисом, посчитала, что это даже, пожалуй, чересчур.
Немного неуютно – хотя и пикантно! – чувствовать, как два незнакомых мужика сзади всё время с интересом пялятся в её декольте. Ну-ну… Разочарованными они не останутся!
После торжественно-пищевой части, с положенными тостами и обязательным отведыванием блюд, занявшей около часа, или чуть больше, наконец, перешли к так сказать «беседе без галстуков»: простому разговору-рассказу у зажжённого камина в уютном кабинете у хозяина, за бокалом вина (конечно, ни чая, ни кофе – ох, похоже до их открытия, или введения в моду она не доживёт!).
По-правде сказать, пятиметровая длина стола, за которым они восседали до этого, причём Катарина с бароном – визави в торцах, да и присутствие толпы слуг не слишком-то располагали к мирной беседе. Особенно, если учесть, что о некоторых моментах их приключений, или новостях она предпочла бы вообще умолчать, или сообщить только наедине.
Барон, будучи человеком разумным, прекрасно это понял, поэтому перебраться в кабинет предложил сам. Мирный уют небольшой комнаты с приятным домашним потрескиванием душисто-смолистых дров в камине, и удобные кресла и диван вполне устраивали всех. Слуг барон отпустил.
Она видела, что барону не терпится узнать, что же и как привело их сюда, и постаралась не разочаровать его. Вначале она попросила Марию подробно рассказать о том, что происходило в доме матери за последние годы, и, особенно, накануне их вынужденного отъезда. И о самой пожилой графине, сказав только предварительно барону, что сама она в этом просветить его пока не в силах. Барон, если и удивился, то выказал это только поднятием бровей.
Няню он слушал с интересом – та, хоть в начале и смущалась, быстро поборола робость и стеснение – Катарина и сама узнала много нового о традициях и жизни семейства деБуа-Трасси.
Затем, когда няня добралась до их отъезда, она взяла беседу уже в свои руки. Рассказала всё. Ну, или почти всё: о своём бездетном браке,
Здесь она стала рассказывать осторожней. Во-первых, даже у стен, как известно, бывают уши. Во-вторых, совсем незачем знать кому бы то ни было, каким именно образом она сбежала.
Поэтому она просто и мило сказала, что коменданта удалось подкупить за огромные деньги, которые они достали, продав и заложив всё, что было можно. Далее она рассказала о незавидном состоянии своей матери, о своей частичной потере памяти (от волнений), о бегстве из Парижа, о том, какой крюк они сделали, чтобы сбить погоню со следа, о том, как под Бельфором на них напали бандиты, и Пьер застрелил троих, но и сам получил стрелу в ногу – выставила она его при этом героем, спасшего их всех, и сильно приуменьшила число бандитов.
Пьер и Мария только переглядывались. Она же рассказала, как после этого им посчастливилось найти знахарей, и пришлось жить почти неделю в дремучем лесу, пока рана не зажила…
При рассказе о путешествии по Швейцарии и Германии она старалась ограничиться лишь впечатлениями от увиденных красот природы и бытовых мелочей в плохих трактирах и гостиницах. Ну, и о языковых проблемах.
О встрече с виконтом-графом и его наёмниками она не упомянула вообще, чем вызвала ещё серию переглядываний между Пьером и Марией, зато вполне правдоподобно восторгалась романтической и живописной обстановкой в Австрии вообще, и своеобразии окрестностей замка Кирхштайн в частности.
Пьер и Мария, конечно, были предупреждены заранее о том, какую легенду собирается их хозяйка преподнести мессеру барону (невинная оклеветанная слабая женщина), и, разумеется, помалкивали – пытались получше запомнить, что же с ними происходило по дороге «на самом деле".
Поскольку Катарина старалась рассказывать с деталями и интересными подробностями (иногда – смело – чтобы не сказать, нагло – выдуманными!), чтобы и барону было поинтересней, и друзьям нашлось что усвоить, и не брякнуть потом ненароком чего-нибудь лишнего, вниманием аудитории она владела безраздельно. Впрочем, если позже к её легенде они додумают что-нибудь своё, ничего страшного не случится: чем больше версий, тем лучше – труднее докопаться до правды, если кто-нибудь захочет это сделать…
Барон, о неподдельном интересе которого – особенно в первой части рассказа – говорили горящие глаза и раздувающиеся иногда ноздри, вздохнув, сказал, что более захватывающей и печальной истории он в жизни не слышал. Затем, вздохнув ещё раз, сокрушённо добавил, что в сравнении с этим его собственные злоключения выглядят лишь комариными укусами. После естественно заданных вопросов, он поведал и свою историю.
Хотя в общих чертах о произошедшем они уже знали, Катарина старалась подыграть барону, и действительно слушала с большим интересом – они узнали много странных и интересных подробностей о перепетиях жизни клана фонХорстманов.