Возвращение чувств. Машина
Шрифт:
А как тогда должна вести себя и что должна чувствовать настоящая женщина?
Ладно, будем действовать по обстоятельствам – как только переоденемся в женское платье, сразу и начнём переосмысливать манеру поведения, и стараться придать себе женственности, беззащитности и прочих капризов…
Стоп. Не будем так, с иронией, пренебрежительно, подходить к этим «женским штучкам» – всё равно осваивать их придётся… Придётся. И – не осваивать, а жить с ними. И – ими.
А что до любви…
Здесь тяжелее. Вряд ли её замужество и несколько случайных, ни к чему не обязывающих связей сильно обогатили
Стоп!
Вот, она опять поймала себя на желании применить свои даже «женские» качества в чисто практических целях самообороны. Что это? Отсутствие смелости? Смелости перед самой собой? Смелости осуществления действительных перемен в жизни и мировоззрении? Ведь она опять хочет не жить, не чувствовать по-женски, а только симулировать такое поведение – опять-таки для достижения своих целей…
Нет. Ей нужно что-то другое. Нужно, чтобы женское поведение, женская грация, женский стиль и дух вошли именно в плоть и кровь, стали неотъемлемой её частью, глубинной сутью всей её жизни. Но как же этого добиться? Тренировкой? Самовнушением?
Подойдут ли для развития таких качеств методы У-шу и Айкидо?
Нет, пожалуй, вряд ли. А, может, ей тогда… Или…
Ага, отметила она про себя – вот уже зачатки женского мышления появляются: она колеблется и сомневается. А сомневаться тут нечего. Раз родилась в женском теле – и снова в него же воплотилась, придётся стать настоящей…
О, Господь! Ей придётся попробовать. Ей придётся попробовать всё. Она может, и должна сделать это.
Нельзя всю жизнь провести, глядя на мир из-за забрала доспехов.
Ведь мир не всегда воюет с ней. Он даёт такие разные возможности – особенно ей, женщине – Любить, рожать, путешествовать. Создавать семью и воспитывать детей…
Уж если произошло такое чудо и она вновь жива, по-крайней мере глупо – не использовать все те возможности, которые подарил ей Создатель!
Решено. Она попробует. Попробует так, как всегда подходит к решению всех вопросов – вдумчиво, серьёзно, обстоятельно и кропотливо. Работы намечается много.
Поэтому начать её можно будет не раньше, чем они окажутся в безопасности.
Она чувствовала свою ответственность за жизни этих славных, ставших ей такими близкими, людей. Нельзя допустить, чтобы они из-за неё пострадали – расслабляться рано!
31
Выехали ранним утром следующего дня.
Уже очень явно ощущался конец лета – утром опять было сыро и прохладно, хоть обошлось и без тумана. Пьер морщился, но молчал. Катарина по опыту знала, что сырость и движение вызывают боль в его ране – как, впрочем, и в любых шрамах – старых, или новых. Поэтому коней и нового мула они не торопили – ехали спокойным шагом.
Передвигались они теперь открыто и где-то даже нагло – прямо по дорогам, соединяющим крупные города. Честно говоря, состояние этих дорог было зачастую куда хуже, чем у любых сельских: разбитая копытами, колёсами и ногами широкая
Как же не хватает несчастному Средневековью древне-римских инженеров, дороги которых служат до сих пор! И не было римских императоров – которые приказали бы эти дороги проложить: за счёт, и для укрепления центральной единой власти.
Здесь же или нет такой власти, или, (что вернее!), у неё нет на это денег и людей. Что по меньшей мере глупо: расширившаяся торговля быстро покрыла бы все затраты, даже за счёт одних налогов и таможенных сборов… Ладно, не ей критиковать правительство.
Всё равно большинство их попутчиков, да и встречных путешественников, ехали и шли по обочине петлявшей дороги, ведшей сейчас примерно на восток – по траве.
Сами они направлялись прямиком в Базель, до которого по прямой было не более двенадцати лье, но ведь дорога не шла по прямой. Теперь им приходилось двигаться по предгорьям – то вверх, то вниз, и скорость, конечно, упала. Однако к вечеру они добрались куда хотели, пару раз отдохнув и перекусив по дороге.
И вот они уже в другом государстве.
Народу по этому пути ездило много, и именно поэтому они и пересекали чисто условную, и никем не охраняемую, кроме трёх таможенников, сердито требовавших только одного – денег, границу по большой дороге, и вполне добились своей цели – никто на них внимания не обратил, и среди прочих путешествующих они ничем не выделялись.
Она уж постаралась, чтоб у их команды не было особых, или запоминающихся примет. Да, честно говоря, у всех и своих забот хватало – даже у трактирщиков.
Вообще-то, Катарина давно поняла, что здесь очень редко путешествовали ради развлечения. Для туризма как такового ещё не было предпосылок: ни комфорта роскошных отелей, ни разрекламированных и подретушированных красот природы, ни местных экзотических замков, обросших старательно придуманными легендами, ни ресторанов с местной едой, ни других достопримечательностей. (Про накатанные высококлассные шоссе уж и говорить не приходится!)
Переезжали с места на место только когда действительно имелась в этом необходимость: будь то коммерция, или личные дела, или дела государственные – гонцов и сборщиков налогов они пару раз встречали. При этом с тяготами пути все просто мирились, как с необходимым злом, даже не думая, что всё это можно изменить ко всеобщей выгоде, и достаточно быстро и просто.
Впрочем, это не её дело. Главное – что всем было не до них. Ну и прекрасно.
Местные же крестьяне, если и присматривались к ним в тавернах и трактирах, особой угрозы не представляли – они пожизненно и намертво прикреплены к своим наделам!..
К концу пути, уже в виду Базеля, у них появился спутник: одинокий пожилой дворянин на уставшей и тоже пожилой лошади. С ним не было даже слуги. Нагнав его, они очень мило побеседовали, причём беседу вполне свободно и непринуждённо направляла Катарина, со знанием дела теперь рассуждавшая о: дороге, погоде, природе, урожае, ярмарке, и войне всё с той же Фландрией. Не пропали даром случайно услышанные, или добытые специальными расспросами, сведения. Они церемонно представились друг другу и Катарина почти без усилий узнала, где лучше всего заночевать.